Вольник
Шрифт:
– Прости меня, - прошептал Важин, поглаживая скользкую золу. Взгляд наткнулся на что-то блестящее, затерявшееся в обломках. Красный камешек на длинной цепочке. Кто-то сорвал или девушка сама зацепилась и порвала ее, мечась средь огня?
– Я еще вернусь. Обещаю.
...Пять лет на Женишник на месте, где раньше стоял дом знахарки появлялся букет цветов.
Люди давно очистили землю от обломков, но старались обходить ее стороной, опасаясь несчастий. Травы плотно затянули обуглившуюся рану, стерев воспоминания.
Пять лет он возвращался.
Шестой
Важину везло до вчерашней ночи. Обычные разбойники напали на спящего мужчину, отняв сумку и избив до полусмерти. Следили, паршивцы, от самого города. А ведь он так долго копил монеты на новую флягу, сапоги и куртку из тонкой, но прочной кожи с резными пуговицами.
Лето выдалось дождливое и холодное, а он опять остался в рваных штанах, босой, в подаренной шесть лет назад рубахе, годившейся на мытье полов и с загноившейся раной. Из первой деревни избитого и хромающего вольника с криками выставили прочь. Жители соседней оказались разговорчивее, но в дом не пустили. Седой дед кивнул в сторону леса и прошамкал беззубым ртом:
– Меж деревьев по тропке иди. По левую руку дом увидишь с крышей из мха. Там тебе и помогут.
Вольник с трудом отыскал поросшую травой тропинку, но дом заметил сразу. Маленький, обтянутый вьюном и диким хмелем, с уютным цветником возле входа.
Важин прислушался. Кто-то громко пыхтел внутри, но встречать гостей не торопился. После третьего стука дверь, наконец, отворилась. На пороге стояла девочка с недовольным лицом. Маленькие ручки позеленели от трав, к темным волосам налипла пыльца.
Быстро осмотрев гостя, она махнула рукой внутрь дома. Смела с лавки огрызки яблок и цветочные стебли, важно сопя под нос. Вольник осторожно вошел в крошечную комнату.
– Подождите, пожалуйста, - вежливо попросила девочка и убежала на улицу, смело оставив незнакомца одного.
Важин огляделся. Типичный дом знахарки: скромный и загроможденный лекарской утварью. Как давно он не вдыхал горький аромат сухих трав.
Казалось сейчас откроется дверь и...
На пороге стояла Видана. Левую сторону лица и шеи перечеркивал ожог. Его прикрывали черные волосы, в которых блестела серая прядь.
– Важин, - прошептала знахарка, вглядевшись в разбитое лицо гостя.
Живая. Измазанная землей, с грустными глазами и уродливой отметиной. Но живая.
– Мама! Проходи уже, мне в дом надо!
Девушка сделала пару шагов, пропуская ребенка. Девочка стрекозой пронеслась мимо вольника, схватила небольшое ведерко и с криком: "Сейчас воды нанесу!" убежала прочь.
– Вернулся.
Важин встал, забыв о боли
Они стояли друг напротив друга не зная, что сказать. Или просто не веря в случайную встречу.
Вольник медленно снял с шеи цепочку и протянул девушке.
– Оставь себе. Это подарок. А их ты хранить умеешь.
– Вида сразу узнала отцовскую рубашку по едва заметной из-за грязи вышивке.
Мужчина сунул камень в карман и не в силах больше сдерживать эмоции привлек девушку к себе. Побитые кости заныли, но это не имело значения.
Та, кого он шесть лет считал погибшей в доме на окраине деревни, возродилась в крохотной лесной избушке.
– Видана.
Он гладил ее по голове, крепче и крепче прижимал к себе. А она так и стояла опустив руки и слегка дрожа.
– Ну, хватит. Пусти, - девушка выскользнула из рук, стыдливо прикрывая шрам ладошкой.
Вернулась девочка, пыхтя от тяжелой ноши.
– Мама? Что с тобой?
– Ничего, моя хорошая. Просто голову на солнце напекло.
– Я же говорила - повяжи косынку!
– топнула ножкой девочка.
– Ты как всегда права. Поиграешь в саду, пока я осмотрю нашего гостя?
Она беззаботно улыбнулась и затерялась среди растительности. Видана проводила ее долгим взглядом и закрыла дверь.
– Я не помешаю?
– глупо спросил вольник.
– Кому? Нам с Лютой - точно не помешаешь. Это наша работа.
– А твой... муж?
– Муж?
– вскинула брови девушка.
– Никого здесь нет. Только мы.
– Сколько ей?
– Пять.
Важин изменился в лице. Девушка горько рассмеялась, заметив странную гримасу и сказала:
– Не бойся, дети от поцелуев не появляются.
– Я и не...
– начал было вольник, но знахарка приступила к промыванию ссадин, вынудив больного стиснуть зубы.
Пальцы порхали над лицом и телом, быстро и почти безболезненно обрабатывая покалеченные разбойниками места. Мужчина заметно похудел и оброс свежими шрамами. Но тот, на левом боку, стал едва заметен. Вида провела по нему кончиком пальца.
Вольник поймал ее руку:
– Что тогда произошло? Как ты смогла выжить?
– Просто повезло. Хорошо, что я так и не починила ставни, - скривилась знахарка.
– Тебе ведь хочется узнать, кто отец Люты?
– Да, - не стал отрицать Важин.
Видана долго молчала, прежде чем ответить. Наконец выдохнула и произнесла:
– Когда я поняла, что ношу ребенка, то возненавидела его и всех к этому причастных. Хотя думала, что сильнее уже некуда. Пыталась убить отварами, но она не сдавалась. Когда обвязала шею собственным платьем, поддерживая одной рукой живот, то могла думать только о той ночи. Я мечтала умереть, уничтожить все, что напоминало бы о ней. Но тогда же впервые почувствовала, как ребенок пинается, как хочет жить.
– Девушка с трудом сдерживала слезы.
– Знаешь, это самая чудесная девочка, которую мне приходилось видеть. Она полностью моя и только моя.