Вольное царство. Государь всея Руси
Шрифт:
Лука оборвал свою речь.
– Гляди, гляди! – закричал из толпы старый Егорыч. – Никак Красная балка горит?..
– Так и есть, – подхватил женский голос. – Ишь как занялось! Дым-то, как смоль, а скрозь него уж огонь полыхает.
– Мати Пресвятая Владычица! – истово заголосила вдруг пожилая женка в белом платочке. – Заступись и помилуй нас, грешных!..
– Довольно голосить-то! – заревел Лука Гвоздев. – Макарыч, Мирон и все, что покрепче, собирай парней, хватай топоры, вилы, рогатины, а ты, Трофим, бери Илью с собой да по паре коней выбирайте – и айда в Алексино, бейте челом
Несмотря на страх, все приказания Луки исполнялись как приказы воеводы, а бывшие тут двадцать конников из порубежной рязанской заставы с луками и копьями стали во главе пешего отряда из плавских мужиков.
Старший из конников, обернувшись к посельскому Луке, спросил:
– А тут еще где есть поблизости наши порубежные рязанские заставы?
Лука ответил не сразу:
– Близ Галчихи есть.
– Сколь там людей-то?
– Душ двадцать конников, – ответил Лука, – верст десять отсель, да такой же отряд у Светлых ключей…
– Добре! – воскликнул конник из стражи и, обернувшись к своим, крикнул: – Митя! Гони к Галчихе и Светлым ключам…
Солнце стало садиться за ковыльную степь, и день потускнел. Надвигались сумерки. Черные клубы дыма над Красной балкой осели и перешли в серые беспорядочные кучи облаков, края которых горели огнем, а иногда вырывался из глубины их прямо в небо и горел в нем яркий багровый луч вечерней зари.
– Сгорела Красная балка. Остатки догорают, – сказал, вздохнув, Гвоздев. – Покарал Господь!
В Плавске все было тихо. Только из ближайшего огорода раздавались голоса:
– Ребята, мешки с пшеницей и со льняным семенем носи в овражек, а я с братьями зарывать их землей буду. Бери лопаты. Авось не сгорит…
– Пошто сгореть? – сказал кто-то хрипло. – Земли сырой много, да и колодец рядом. Полить еще сверху можно землю-то…
Услышанный разговор навел на новые мысли угрюмого посельского старосту. Увидев толпящихся мальчишек, он встрепенулся и крикнул им:
– Ребятишки! Лети по дворам, хватай коней, девчонок и всех маленьких да все в поле, будто в ночное! Там и пережидайте, пока вороги не уйдут…
Слышно было, как по деревне затопали ребята, а потом пронеслись кони, на которых ребятишки верхом сидели без седел, и скрылись за околицей Плавска.
Это были последние приготовления к встрече литовцев. И вдруг все село заволновалось, зашумело. Женки и девки стали причитать и голосить, бестолково хватая разные вещи, кур, гнали за околицу коров и овец. Завидя вдали всадников, скачущих от Красной балки, женщины еще больше завизжали от страха.
Из одного двора выскочила девочка с большим петухом на руках, который дико верещал от ужаса, бился и хлопал крыльями. Девочка еле удерживала его, хватая то за крылья, то за ноги, и все время отворачивалась, вертя головкой с тонкой короткой косичкой, – боялась, чтобы петух ее не клюнул. Все же петух вырвался и с пронзительным криком перелетел через плетень обратно на двор и скрылся в хлеву, а девочка стремглав побежала куда-то вдоль улицы.
Через все село промчались отряды порубежной стражи из Галчихи и Светлых ключей и скрылись за кленовой рощей впереди села, где уже стояла в засаде
С грозными криками рязанские конники и пешие мужики с вилами, дубинами, топорами, косами и рогатинами бросились на литовцев. От неожиданности и дикого рева кони литовцев шарахнулись в сторону, но тут же завязался бой. Литовские конники не ожидали нападения и не проявляли особой охоты к бою. Они готовы были повернуть обратно, но сторожевой отряд и плавские мужики все больше и больше входили в ярость, защищая родное село, жен и детей и свое имущество. Укрепляло их дух и то, что они верили в помощь Алексина.
Падали литовские кони, увлекая и своих всадников, но немало раненых было и среди рязанской стражи и плавских мужиков.
Начинало темнеть. Вдруг со стороны кленовой рощи послышался топот конницы. Всадники, размахивая саблями, зычно кричали страшное после разгрома Золотой Орды и покорения Новгорода слово: «Москва, Москва!..»
Это мигом заставило литовцев круто повернуть коней к Красной балке – спасать обоз с награбленным добром и свой полон.
Через некоторое время в селе зазвонили праздничным звоном, а посельский староста созвал сход на площади у церкви.
На сход пришли и мужики, участники боя. Некоторые из них были ранены. Привели сюда и пятерых пленных с беспощадно скрученными за спиной локтями: это были три долговязых литовских конника и два бородатых мужика; оба они были ранены. Их ругали и били.
– Повесить злодеев! – кричали в толпе.
– Огонь развести да в костер их! Живьем сжечь проклятых! – перебивали другие.
Пленные, дрожа всем телом, со слезами и плачем взывали:
– Православные, не губите наших душ хрестьянских! Мы ведь так же, как вы, – православные. Неволей нас сюды погнали паны наши, князья Белевские, с воеводами литовскими и ляшскими… Холопы мы мценские…
– А за ваши пакости, хоть и православные вы, а наказать вас надобно! – злобно прокричал кто-то.
Загудела толпа от криков. Посельский староста зычно заорал:
– Замолчите! Дайте мне говорить… – Он побольше вдохнул воздуха в грудь и продолжал кричать: – Верно бают холопы мценские! Удельные-то князи вместе с литовскими по приказу ляхов зорят друг друга, а коли паны дерутся, у холопов чубы трещат.
– Да не токмо чубы, – крикнул кто-то из толпы, – а и головы летят! Добре, что Москва подоспела, а то бы и с нас головы слетели и животы бы наши все разграбили…
– Верно! – подтвердил Лука. – У сих же литовских конников своей воли на зло к нам не было. Не виновата они. Такое уж дело холопское. Приказ дадут – чини волю господина, не смей ослушаться, а что до наказания, так они, полоняники, кулаками от вас немало получили. Ныне послать их надобно к нашему великому князю рязанскому, о всем доложить ему и о том, как Москва нам помочь прислала.
Пленные при этих словах громко закричали:
– Дайте слово сказать!.. Не хотим мы земли православные жечь и грабить… Сами хотим просить нашего господина, русского православного князя Белевского, отсел бы он с уделом своим и со всеми нами под руку московского князя!..