Волнолом
Шрифт:
– Возможно, новые детали появятся через четыре-пять дней, когда ослабнет засветка, – заметил Либхольц.
– Наш профессиональный жаргон, – пояснил генерал для Клемма. – Засветка. Слишком яркий энергетический всплеск, не позволяющий увидеть подробности и взять след. Это как, знаете, у фотографов, когда портится пленка.
– Спасибо, герр генерал, мне знаком этот термин. Но, боюсь, мы не можем ждать четыре-пять дней. От нас требуют немедленных результатов.
– Сделаем все возможное. Герр Клемм, вы нас очень обяжете, если возьмете на себя работу с родственниками, соседями и
– Безусловно, герр генерал.
– Мы, в свою очередь, продолжим изучать места преступлений. Да, засветка все портит, и прямых следов, ведущих к убийце, мы не найдем. Но, может, хоть косвенные? Попробуем. И еще. Контакты профессора с другими учеными. Их тоже надо проверить. Но академическая среда, как вы знаете, имеет свои особенности. Люди науки нас в лучшем случае недолюбливают. А сплошь и рядом – попросту презирают. К счастью, у нас в команде есть герр фон Рау – выпускник университета и бывший преподаватель. С ним, я думаю, пойдут на контакт.
Генрих мысленно чертыхнулся. Клемм, посмотрев на него с интересом, сказал:
– Да, неплохая мысль. Что ж, на этом я, пожалуй, откланяюсь. Мне нужно дать инструкции моим людям. Герр генерал, вы знаете, как со мной связаться.
Он вышел, генерал тоже встал:
– Перерыв окончен. Вы слышали коллегу из «двойки»? Нельзя терять ни минуты. Перетряхните здесь все, хоть по кирпичику разберите, но отыщите какие-нибудь зацепки. Кольберг, на вас – координация с ищейками Клемма. О новостях докладывайте немедленно. Я буду в конторе. Фон Рау, проводите меня.
Толпа зевак на улице поредела, ажиотаж поутих. Две горничные наперебой строили глазки вахмистру, тот подкручивал ус. Над домами носилась воронья стая. Дым из труб поднимался дисциплинированно, не отклоняясь в стороны, и смешивался с полуденной мглой.
– Ну наконец-то… – Генерал вздохнул полной грудью. – Этот запах в доме действовал мне на нервы. Удушливый, приторный – даже голова разболелась.
– Да? – удивился Генрих. – Удушливый?
– Конечно. И все остальные жаловались.
– Странно. По-моему, запах-то как раз ничего. Легкий, медовый – точно как на той светограмме. Я сразу его узнал, как только вошел.
– Вот как? – Генерал посмотрел на него внимательно. – Впрочем, ладно, это все субъективно. Тонкости восприятия.
Они подошли к локомобилю.
– Сейчас мы куда? – поинтересовался Генрих.
– К университету. Садитесь.
– К университету?
– Конечно. Зачем откладывать? Я завезу вас – крюк небольшой. Побеседуйте там с людьми. Может, кто-нибудь в последние дни общался с профессором. В общем, сориентируетесь на месте. Не зря же я вас учил.
– Честно говоря, сомневаюсь, что услышу там что-то важное.
– А вы не сомневайтесь. Работайте. Вечером сообщите о результатах. И, кстати, пока не забыл. Держите.
– Что это?
– Ключ от служебной квартиры. Она крошечная, но обжитая и довольно удобная. Сейчас пустует, можете пользоваться. Вот адрес. Или вы намерены тратить два часа ежедневно на дорогу в предместье?
Генрих представил, как он приходит
– Спасибо, Теодор, обойдусь. И ехать мне не два часа, а меньше. Сорок три минуты в один конец.
– Как знаете. Но ключ все равно возьмите. На всякий случай.
Нахмурившись, мастер-эксперт сунул ключ во внутренний карман пиджака. Локомобиль между тем петлял по незнакомым улочкам. Мелькали заборы и промерзшие палисадники.
Генрих сосредоточился и стал вспоминать увиденное в доме профессора. Прежде всего, конечно, чертополох. Да, это явно незапланированный, побочный эффект. Тут Либхольц прав – вряд ли убийца сознательно тратил время на разведение флоры. Вопрос в другом – если уж что-то выросло от переизбытка энергии, то почему именно эти колючки со сладким запахом? Не мох какой-нибудь, не плесень, не пресловутая мандрагора?
Убийца, направляя поток, думал наверняка о чем-то масштабном и крайне важном для себя лично. И это «что-то» ассоциировалось у него с шипастыми сиреневыми цветами. Отголоском и стали заросли в коридоре.
Что же это за цель такая, если ради нее убивают?
И как ее символом стал цветок, пахнущий для Генриха детством?
Глава 4
Столичный университет носил имя Готфрида Мудрого, студенты же с ласковой фамильярностью называли свою альма-матер Фридой. Четырехэтажное здание с колоннадой, окруженное сквером, таращилось на мир огромными окнами. К входу вела дорожка, выложенная гладкими плитами.
Сквер пустовал – занятия были в самом разгаре. Генрих шагал неспешно, разглядывая фасад. Широкий карниз приютил целую скульптурную группу – аллегорические фигуры в романских туниках. Фигуры эти, олицетворяющие научные дисциплины, были исключительно женскими, хотя представительниц прекрасного пола допустили к учебе всего лет тридцать назад.
Присутствовали тут и мечтательная Астрономия с телескопом, установленным на треноге, и улыбчивая Археология с древней амфорой, и сосредоточенная Геометрия с транспортиром, и еще полтора десятка фемин. Композиция служила поводом для нескончаемых шуток. Студиозусы, давясь смехом, объясняли друг другу, что на самом деле означают фигуры. Версии предлагались по большей части малоприличные. Выходило, к примеру, что Астрономия только что заглянула через оптику в мужскую купальню. И что амфора у Археологии отнюдь не пустая. Но особенно впечатляли догадки насчет того, какой именно угол собиралась измерять Геометрия.
Кстати, для Светописи места на карнизе не отыскалось – факультет, на котором когда-то учился Генрих, располагался отдельно, за городской чертой. Вполне разумная мера предосторожности, учитывая тамошнюю программу занятий.
Налюбовавшись девами-аллегориями, он шагнул в вестибюль. Кивнул привратнику и двинулся вверх по мраморной лестнице с позолоченными перилами. Помпезность здешнего интерьера всегда его несколько раздражала. Хотя, наверное, это было неизбежное зло. Университет как-никак представлял собой одну из визитных карточек столицы Девятиморья.