Вольный Дон

Сахаров Василий

Все это случится, если я останусь на месте, а это не факт, поскольку есть второй основной вариант.

Торговля и промышленность, дела, само собой, хорошие, и близость к войсковой избе многие дивиденды сулит. Но я нахожусь на казацкой земле и сам казак, а потому знаю, что на Дону воинская доблесть и удача всегда ценятся выше, чем способности управленца, по крайней мере, среди основного электората, который и выбирает атаманов. Вот и получается, что если мне и моим ватажникам сходить на Персию, то это хороший задел на будущее. В конце концов, не век же мне в подручных

у Кондрата и Трояна ходить.

Два часа я гулял по степи и, не определившись, чем себя занять и к чему приложить силы, вернулся в Черкасск, который продолжал активно перестраиваться. Во дворе Лоскута почистил коня, поставил его под летний навес, и тут ко мне ватажники подходят, все пятеро. Я вижу, что намечается серьезный разговор и чую их напряжение. Парни волнуются, а я, уже понимая, что они хотят сказать, нет. Поэтому присаживаюсь на скошенную рано утром в лимане свежую траву, которую работники привезли для лошадей, и спрашиваю:

– О чем разговор будет, односумы?

Ватажники расселись полукругом, и вперед выступил Иван Черкас. Он оглянулся на своих товарищей и сказал:

– Никифор, ты наш командир, и все решаешь сам, но есть вопрос и мы хотим получить на него ответ.

– Говори.

– Скоро казаки на Астрахань двинутся и нам надо знать, идем мы в поход или здесь остаемся?

Посмотрел я на парней и подумал, что наши мысли движутся в одном направлении. Судя по выражению лиц, ватажники хотят сходить в Персию. И если я им скажу, что мы в поход не идем, они останутся со мной, и возражений не последует, но все равно будут думать о далеких сказочных странах, где текут молочные реки, а золото как булыжники под ногами валяется.

– Подвигов захотелось? – спросил я Черкаса. – Не навоевались еще?

– Так ведь одно дело с православными резаться, которые нам свои, а другое дело басурман бить.

Еще раз, оглядев ватажников, я принял окончательное решение и сказал:

– Тогда вот вам мое слово – идем на юг.

Парни заулыбались, и тут раздался голос отца, который неожиданно вышел из-за летнего навеса и появился рядом с нами:

– Куда это ты собрался!?

Тон, каким это было сказано, говорил о том, что батя в ярости, и я не понимал почему.

Вскочив с травы, я посмотрел на него. Кондрат стоял, чуть набычившись, лицо красное и гневное, а глаза спокойные. Так, чтобы никто не видел, он подмигнул мне и, посмотрев ему за спину, я увидел полковника Лоскута и нескольких донских старшин, которые мечтали о возвращение к старым законам: Казанкин, Соколов, Юдушкин и Турченин, знакомые все лица.

«Ясно, батя и Троян что-то задумали, а я в их задумку как игровой элемент вошел. Ну, хорошо, пойду на поводу у старших, подыграю вам».

– Батька, мы в поход на Персию собрались. На море Хвалынское пойдем, шарпальничать станем и с басурманами драться.

– Мал еще против персов ходить. Молоко на губах не обсохло. Дома останешься.

– А вот и нет! – увидев в глазах отца молчаливое одобрение, не согласился я. – Первая кровь на мне есть, так что могу и сам пойти.

– Ах, так! Да я тебя!

Кондрат

вынул нагайку, которая у него была приторочена за кушаком со стороны спины, и попытался меня ударить. Но я отскочил в сторону, а к нему подошел Лоскут, который на показ закричал:

– Успокойся, атаман! Ну, неслух твой сын, но все мы такими были.

– Ладно, – бросил батя и, спрятав нагайку обратно за кушак, повернулся к старшинам, которые очень внимательно смотрели за всем происходящим, и кивнул им в сторону ворот: – Пошли атаманы-молодцы, обговорим дела наши.

Войсковой атаман и старожилы покинули двор, а ватажники отошли в сторону и я спросил Лоскута:

– Троян, что это было?

– Война с Россией окончилась, и теперь старшины в атамане слабость ищут. Вот мы и решили тебя на первый план выставить. Показать раздор между отцом и сыном, и этим отвлечь их на время.

– А откуда знали, что все так сложится?

– Ватажники твои уже третий день про поход рассуждают, и подтолкнуть их на то, чтобы они именно сегодня к тебе с этим вопросом подошли, было проще простого.

– Понятно. А про то, что я в Черкасск въехал, караул доложил?

– Верно.

– Могли бы и предупредить.

– А чего предупреждать? И так все хорошо сложилось.

– И что теперь?

Лоскут посмотрел по сторонам, ухмыльнулся и сказал:

– Теперь, Лют, для многих людей ты становишься интересен, и тебе начнут предлагать помощь людьми и деньгами. Переизбрать такого авторитетного атамана как Кондрат, это дело не на один год, а старшины уже вперед смотрят и загадывают, кто следующим власть перехватит. Но пока они думают и гадают, что и как лучше сделать, да сторонников набирают, мы их сами прижмем.

– Через три дня у сестры свадьба, а я с батей в ссоре. Нехорошо.

– Не страшно. На свадьбе отгуляете без криков, но общаться будете как можно меньше, и для гостей, среди которых и старшины будут, это верный знак ваших с Кондратом внутрисемейных дрязг.

– А вы интриганы…

– По-другому никак.

– Так что мне теперь, в поход идти или нет?

– Конечно, иди. Только не с войском, а сам по себе. Собирай вольную ватагу и направляйся вниз по Волге к Астрахани, а там как захочешь. Для всех казаков ты вожак случайных гультяев, а на деле у тебя в отряде будут люди, кто Кондрату свою преданность делами, а не словами, доказал. Оружие, одежду и припасы закупишь на деньги старшин, самому тратиться не придется, а когда вернешься, отдавать долги будет уже некому.

– Так уж и некому?

– Точно тебе говорю, за полгода так все устроим, что они сами, кто куда, словно крысы разбегутся. Мы сейчас в силе, но наглеть не станем и все по закону сделаем.

– А корабль и команда? Если с армией идти, там астраханцы, мореходы опытные, а самому сложностей много. Или мне в другую вольную ватагу входить придется?

– Вот же дотошный. Будет у тебя корабль, не переживай, и команда знатная подберется. Один из московских купцов в Царицыне большую расшиву продавал, и мои люди ее вместе с командой выкупили.