Вольный Дон

Сахаров Василий

– Не балуй!

Я слышу голос Рубцова, поворачиваюсь и вижу, как он пяткой сапога бьет в голову важного вельможи, который тянется за спрятанным под халатом тонким стилетом. Юноша теряет сознание, а я снова смотрю на море, убеждаюсь, что все торговые бусы взяты, и спрашиваю своего помощника:

– Сергей, ты вроде бы местные языки знаешь?

– По кызылбашски говорю.

– Надо капитана этого судна найти, допросить его и узнать, что у них за груз.

– Сделаем.

Мы с Сергеем идем к матросам. Он их о чем-то спрашивает, находит капитана и вскоре я узнаю, что бус идет из Ленкорани и везет рулоны кутни – кызылбашскую полушелковую

полосатую ткань. Это добыча серьезная, стоит немало и, быстро прикинув оптовую цену на семьсот рулонов кутни в Астрахани, я пришел к выводу, что это тысяча рублей как минимум, разумеется, если дотянуть груз до перекупщиков. На других судах каравана в Гяз плыли изделия ардебильских оружейников, кипы овечьей шерсти, кызылбашские седла и мешхедские луки. Тоже неплохо.

Теперь, что касательно молодого вельможи. Звали его Абдалла Мехди-Казим, и был он третьим сыном самого эшык-агасы-башы, что с азербайджанского (кызылбашского) переводится как «голова начальников порога». В общем, чтобы было понятней, папаша нашего пленника являлся главным церемониймейстером шахского двора. Должность солидная и хлебная, человек при власти, так что, глядишь, за молодого Абдаллу еще выкуп получим, а может быть, что и нет, сын всего лишь третий, а у эшык-агасы-башы их, скорее всего, больше десятка.

Тем временем, за пару часов согнали трофейные суда в кучу, оставили на них прежнюю команду, под крепкой охраной наших казаков, снова собрались на совет и стали думу думать, продолжать нам поход, или ну его к черту, этот самый порт. В итоге победила жадность, и постановили двигаться дальше. Но кое-что изменили, и порт решили атаковать не ночью, а при свете солнца, прямо с персидских бусов.

Сказано, сделано, и следующим утром в гавань Гяза одно за другим вошли четыре торговых судна. Охрана, два десятка расслабившихся доходяг, особого внимания на нас не обратила, и на причале бусы встречали только таможенники. Первым пристало судно Нечоса, вторым мое. Минутное ожидание, таможенники и охрана не понимают, чего ждут матросы и капитаны кораблей, которые должны заплатить пошлину, доложиться о товарах и посетить начальника порта. А все просто, мы ждем подхода Старченки. И как только его суда, подобно нашим, швартуются к причалу, наступает момент атаки:

– Братцы! – Все мы слышим зычный голос Харько Нечоса. – Гуляем!

Пора. Мои казаки перепрыгивают на берег. Как водится, я впереди, назвался атаманом отважников, значит, соответствуй. Стрельбы не открываем, не следует поднимать преждевременный излишний шум, и охранников с таможенниками вырезают настолько быстро, что они не успевают ничего понять.

Проходит пять минут и порт оказывается под нашим контролем. Казаки делятся на десятки и полусотни, выстраиваются в колонны и, оставив на причалах три десятка бойцов, которые должны встретить расшивы, по дороге поднимаются на невысокую гору, где и раскинулся городок Гяз.

Под ногами каменистая щебенка и серая пыль. После морской качки шагать по твердой поверхности непривычно и, почему-то, хочется веселиться. Кто-то даже попытался песню затянуть, но слышен звучный шлепок, десятник наводит порядок, и пятьсот метров до городка, перехватывая всех встречных, крестьян, ремесленников и пару купчиков, казаки проходят в тишине.

Вот и сам Гяз. Как водится, окраины застроены грязными глинобитными лачугами, а в воздухе витает сильный болотный запах.

«Правильно сделали, что ночью сюда не приперлись, – мелькает

у меня мысль, – а то бы бродили тут как придурки, искали, где и что находится».

В левую руку беру пистоль, в правую шашку и, все так же, молча и без суеты, указываю направление на центр городка. Там стоит дворец наместника и казарма, и там проживают самые знатные местные людишки. Правда, большинство из них в столице или в Астрабаде, тут климат не очень здоровый, топей много и влажность большая, но кого-то на месте все равно застанем, и на денежку потрусим.

Одна улочка сменяется другой. Три казачьи колонны приближаются к центру с разных сторон, и пока все идет просто отлично. Но местные жители быстро понимают, что мы чужаки и враги. Они поднимают истошный крик и бегут впереди нас. Это не есть хорошо, и мы устремляемся за ними вслед. Бегом, как можно скорей, казаки спешат вперед, и вскоре мы оказываемся на площади перед трехэтажным зданием, дворцом местного управителя. Рядом притулилась огороженная глинобитным забором одноэтажная казарма, а за этими зданиями видны зеленые фруктовые сады и белокаменные особняки знати.

Моя ватага первой оказывается на месте, остальные пока запаздывают, и я решаю не медлить, а сразу атаковать казарму, в которой полторы сотни пехотинцев туфенгчи, могущих встретить нас ружейным огнем.

– Василий, – я оглядываюсь на Борисова, – возьми десяток и захвати дом городского главы! Остальные за мной! У кого бомбы, приготовиться! Побьем басурман без всякой жалости, казаки!

Через небольшую площадь мы перетекаем потоком, забегаем во двор казармы, и я вижу первого вражеского солдата. Мой пистоль изрыгает пламя. Кусок свинца с четырех метров разносит голову, что-то орущего туфенгчи, пистоль возвращается в кобуру, и вместе с ватажниками я вламываюсь в длинное приземистое здание.

В казарме суета и беготня. Сотня полуодетых мужчин в душном помещении мечется в поисках своего оружия. Но что с этого толку? Порох и патроны хранятся отдельно от ружей, а с сабельками против нас особо не повоюешь.

– Убрать бомбы!

Понимая, что взламывать оборону укрепившегося противника нам не придется, я отдаю новый приказ, и кидаюсь в гущу схватки. Кровь летит во все стороны, и массой своего организованного плотного строя, стреляя из пистолей и рубя тела врагов клинками, мы ломим сопротивление расслабившихся на отдаленном форпосте империи персидских регуляров.

Швир-хх! Свистит шашка и рубленая рана вскрывает череп перса.

Швир-хх! И отрубленная кисть руки, сжимающая саблю, падает на скользкий глинобитный пол.

Швир-хх! И еще один, пытающийся сбежать, противник, мертв.

Схватка поглощает меня полностью. Хочется рубить и резать, лить кровь и уничтожать любую попытку сопротивления, но враги быстро заканчиваются, а меня останавливает голос Рубцова:

– Никифор! Нечосу помощь нужна!

Резким движением я стряхиваю с шашки кровь и спрашиваю Сергея:

– Что случилось?

– Он в особняках застрял. Вроде бы хорошо пошел. Однако на гулямов напоролся. Они его конным строем атаковали и весь отряд разбросали. Пока наши казаки от них отбивались, в особняках знати вельможи очнулись, и силы в кулак собрали.

Гулямы это серьезно, гвардейцы, вроде турецких янычар и египетских мамелюков, тяжелая латная кавалерия, которую персы набирали в основном среди грузин.

– А Старченка где? – спросил я Рубцова.

– Своих бродяг собирает. Они склады грабить кинулись.