Волонтер
Шрифт:
– Я догадываюсь, зачем вы решили меня вызвать, Виктор Анатольевич, – сказал Михаил, учтиво склонив голову.
– Ну да. Экстрасенс ты мой ненаглядный, – процедил негласный директор фонда. – Обгадился, да? Живучий оказался паучок-то твой?
Ремезов театрально вздохнул, но Виктор Анатольевич не увидел в глазах мужчины, стоявшего перед ним, ни капли раскаяния.
– Неувязочка вышла. Я уже дал команду.
– Какую команду?! – взревел Коробов, хлопая громадным кулаком по воде.
Удар был такой силы, что брызги
Бормоча ругательства, Виктор Анатольевич стал выбираться из бассейна.
– Подай!.. – буркнул он, не уточняя, о чем говорит.
Ремезов мгновенно все понял и протянул ему белый махровый халат, висевший у двери.
Коробов тяжело плюхнулся на кожаный диван.
– Если этот докторишка ляпнет что-то про ваши дела, я собственноручно закопаю тебя живьем, Миша, – сказал он совершенно спокойно, ухватился толстыми пальцами за стакан со свежевыжатым апельсиновым соком, сделал долгий глоток. – Ты меня понял?
– Да.
– Сока не хочешь?
Ремезов замотал головой. Коробов сделал еще один глоток, и черты его лица разгладились.
– Кого ты подбираешь? Каким образом? – мягко полюбопытствовал он.
Густая янтарная жидкость подействовала на него как успокоительное.
– Этому дурачку на драндулете в тире из воздушки стрелять надо! Тоже мне, киллер нашелся!
– Виктор Анатольевич…
– Накажешь этого дилетанта на мопеде. Обязательно закрой вопрос с врачом! Мне эта тема уже поперек горла стоит. – Коробов провел ребром ладони по своей массивной шее, на которой висел серебряный крестик.
– Сегодня-завтра все будет сделано, – заявил Ремезов.
– А не облажаешься? – с прищуром спросил Виктор Анатольевич. – Смотри, у тебя последний шанс реабилитироваться.
– Я все понял.
– Ладно. Что дальше?
– Та девчонка… Алла Одинцова.
Коробов скривил физиономию, словно испытывая сильную зубную боль.
– Ну?..
– Она лазила в архив, начала опрашивать других волонтеров, мол, что да как. Виктор Анатольевич, тут к гадалке не ходи, она на Павлова работает. Ее тоже убрать нужно.
– Убрать… – задумчиво повторил Коробов.
Он вспомнил последний разговор с девушкой, ее пылающие глаза, точеную фигурку, нежные черты лица и внезапно испытал сильное возбуждение.
Виктор Анатольевич допил сок, с гулким стуком поставил стакан на дубовый стол и заявил:
– Миша, послушать тебя, так за малейший косяк человека сразу валить надо. Это же тебе не котят в унитазе топить.
– Я животных больше людей люблю, – сказал Ремезов и хмыкнул. – Человек – самое гнусное существо на этой земле.
– С удовольствием пофилософствовал бы с тобой, дружище, но у меня нет на это времени.
– Так как быть с Одинцовой? А если за ней все остальные разнюхивать начнут? – не отступал Михаил.
– Аллочка очень тонкая натура. Я не учел
– Виктор…
– Все! – рявкнул Коробов. – Что с адвокатом?
– Да все лазит где-то, – равнодушно сообщил Ремезов. – Как таракан, ей-богу. Вы не волнуйтесь, Виктор Анатольевич. От него все равно толку никакого. Напишет пару бумажек да в полицию понесет. Ими все равно потом разве что подтереться можно будет.
– Где он сейчас, кстати? – словно между прочим спросил Коробов. – По каким дырам, как ты говоришь, лазит этот наш неугомонный Павлов? Ты же обещал мне, что он будет под постоянным контролем, не так ли?
Ремезов растерянно молчал. Он был уверен в том, что Осипов мертв, поэтому уже считал этого не в меру любопытного адвоката не самым опасным игроком. Что этот крючкотвор сможет доказать, когда этого несчастного докторишки не станет? Но Осипов еще жив, и рисковать нельзя.
– Я решил пока повременить с наблюдением, – выдавил он. – Этот Павлов не представляет никакой опасности. Дело по пропавшему мальчишке скоро приостановят…
– Ты слишком самонадеян, Миша, – в голосе Коробова прозвучала отеческая интонация. – Я уже начинаю жалеть, что вытащил тебя из крутой каши двадцать лет назад. Надо было дать тебе сесть. Ты как раз сейчас вышел бы на волю. У тебя было бы время подумать над своим поведением, проанализировать поступки…
К лицу Ремезова прилила краска.
– Не надо так шутить, Виктор Анатольевич, – сказал Михаил.
Он вежливо улыбнулся, но в его глазах бушевала дикая, первобытная ярость.
– А что ты сделаешь, Миша? – спросил Коробов, подавшись вперед. – Дашь мне по морде? Уволишься из своей поганой клиники? Так вали на здоровье, я себе другую контору подберу. У меня на примете уже есть две штуки. Там ребята сговорчивые. А с тобой, смотрю, одни проблемы!
На скулах Ремезова заиграли желваки. Он снял очки, откашлялся и начал тщательно протирать линзы.
– Я могу идти? – ровно спросил Михаил.
– Да, а на будущее запомни вот что. Мне не нравится, что клиенты твоей больницы шляются по этажам и почем зря бьют морды охране. К примеру, этот мальчонка-сердечник. Я навел справки. Это ж как надо умудриться, восемнадцатилетний щенок троих выключил да еще врачиху с санитаром запер в камере! А мог ведь в заложники бабу эту взять, что тогда?
Ремезов шумно сглотнул.
– Дай команду, чтобы доноров накачивали нейролептиками и прочими препаратами. Они должны быть как овощи, смирными мешками для хранения органов, а не взбесившимися жеребцами, которых тянет на подвиги. Главное, чтобы начинка этих мешков от уколов не пострадала. Я внятно изъясняюсь, Миша?