Волонтеры атомной фиесты
Шрифт:
– Ну… — юная меганезийская креолка пожала плечами. — …Типа понятно, какой.
Тут в сознании Маргарет Блэкчок будто пронеся торнадо, причем не разрушающий, а упорядочивающий. Множество нестыковок и противоречий, о которых канадка успела узнать из прессы в отношении Меганезии, вдруг обрели логичность и ясный смысл.
Анархистский тоталитаризм.
Гуманитарный культуроцид.
Принуждение к свободе.
Фанатичная прагматика.
Эти выражения, придуманные западными журналистами, были жалкими попытками изобразить многомерную фигуру на отрезке прямой…
– Маргарет! — окликнула
– Все замечательно, — ответила канадка, — просто я задумалась о политике.
– Хэх! Интересно! А я могу чем-то помочь? Если что — просто, скажи.
– Наверное, да. Но, я пока не готова четко сказать, чем именно. Подумаю позже.
– Ну, ОК, — Хрю кивнула, — а можно тебя спросить по другой теме?
– Да, конечно, спрашивай.
– Ага! Слушай, Маргарет, ты что-нибудь знаешь про асексуалов?
Вопрос оказался настолько неожиданным, что канадская новеллистка выдохнула:
– У-упс…
– Что, не знаешь? — почти расстроилась юниорка.
– Некоторые вещи знаю, просто я удивилась, что ты этим интересуешься.
– Ну, это… — Хрю пошевелила пальцами. — …На блоге Невилла написано: «сексуальная ориентация — асексуал». Я, типа, глянула в Интернете, но там как-то очень туманно.
– Туманно, — согласилась Блэкчок, — и главное: не о том. В прессе приводят множество причин асексуальности. Психическая травма в детстве. Неудачный сексуальный опыт в юности. Желание сэкономить время и силы в более взрослом возрасте. И не смотри так недоверчиво, это серьезная причина. Многие пишут, что секс, и мысли о сексе, играют непропорционально-большую роль в жизни людей.
– Ага! — Хрю фыркнула, — Сколько корзинок можно сплести за сэкономленное время!
– …Но, — продолжила канадка, — все это, по-моему, к делу не относится. Такие причины существовали всегда, а статистически-значимый процент асексуалов появился лишь в нашем веке. А сейчас три-четыре процента молодых людей в развитых странах прямо заявляют о своей асексуальности и создают сообщества с такой ориентацией.
– Ага! — снова сказала Хрю, — Как всегда в Первом мире главные причины скрывают.
Маргарет Блэкчок неопределенно качнула головой.
– Может быть, скрывают, хотя я не сторонник теории заговоров. Я просто изложу свою версию. По-моему, дело в том, что люди подсознательно боятся ловушки. Задолго до сексуальной готовности, ребенок узнает о множестве негативных аспектов секса. Уже в первом классе школы ему объясняют, как избежать встречи с маньяками-педофилами. На интернет-сайтах по любой теме вдруг выскакивают рекламные картинки с безобразными формами сексуального призыва. Потом он узнает об уголовных санкциях за сексуальные домогательства, за порно малолетних, и за гомофобию. На уроках его пугают историями о венерических заболеваниях, и убеждают пройти тест на AIDS. Где-то в старших классах девочки получают книжки «как выгодно продать себя замуж». По TV — детективы про сексуальный шантаж. На мозг давит реклама, использующая сексуальные образы, чтобы убедить зрителя отдать деньги. И молодой человек видит секс, как сыр в мышеловке.
– Хэх! Маргарет, если ты не очень сгущаешь краски, то этот парень в чем-то прав.
– Я сгущаю краски, — призналась канадская новеллистка, — ведь, чтобы понять человека, необходимо взглянуть на мир его глазами. Хрю, ты слышала слово «hikikomori»?
Юная креолка порывисто вскочила и захлопала в ладоши.
– E! Iri! Wow! Конечно! Hikikomori!
– Хрю, чему ты так радуешься?
– Я радуюсь, что я все поняла!
– М-м… Значит, надо полагать, ты хорошо знакома с явлением «hikikomori»?
– Конечно, Маргарет! У меня есть несколько хороших друзей hikikomori! Я помогла им найти работу, и мы иногда занимаемся виртуальным сексом. Смешная штука. Меня не торкает, но радовать друзей, это правильно. И еще я с ними виртуально летаю! Вот!
– Минутку, Хрю, я не уверена, что мы говорим об одном и том же. Я говорю о молодых японцах, у которых реальный мир вызывает такое отвращение или страх, что они лишь изредка, раз в месяц или раз в полгода, покидают комнату, находятся на содержании у родичей, а живут фактически в мире компьютерных сетевых игр и сериалов.
– Типа того, — сказала юниорка Малколм, — но, есть две поправки. Hikikomori не всегда молодые, некоторым за сорок. И они не все на содержании у родичей. Некоторые сами зарабатывают через сеть. Они работают немного, но им хватает. И это сильная тема! В Японии больше миллиона hikikomori. Некоторых мы вытащили сюда, в Гавайику, тут условия для них лучше. Есть уже два специальных хостела… Короче, это другая тема. Вообще-то мы про асексуалов говорим, ага?
Маргарет Блэкчок кивнула, и задумалась об огромной силе меганезийской готовности принимать людей такими, какие они есть — при единственном условии: если эти люди признают Хартию. Hikikomori, разумеется, Хартию признают — они с удовольствием признают любую систему, которая обеспечит им обитаемый саркофаг с Интернетом, с питанием, санитарией и медицинским сервисом (если что). Для японского государства hikikomori — огромная неприятная проблема, поскольку они выпадают из обязательной всеобщей системы. А для «не-государства нези» — никаких проблем. Просто, еще одна разновидность необычных людей. Да. Необычных людей, вероятно, способных решать какие-то задачи — например военно-технические — на свой необычный манер…
…Хрю Малколм тронула канадскую новеллистку за плечо.
– Хэй, Маргарет, ты нормально себя чувствуешь?
– Что? Да, я в порядке. У меня был наплыв мыслей, но я уже снова здесь и слушаю.
– Так вот, — продолжила Хрю, — мы про асексуалов говорим. И я с твоей подачи догнала объяснение! Асексуалы — те же hikikomori, но, типа, укороченные. Hikikomori прячутся вообще от всей херни в оффи-системе, а асексуалы — только от эксплуатации основного инстинкта. Как моряки Одиссея прятались от песен сирен.
– Что? — переспросила канадка.
– Это у Гомера, — пояснила Хрю, — в море был остров с поющими тетками-людоедками, которые, типа, гипнотизировали экипажи, корабль разворачивался к острову, и готово: несколько тонн мяса. А подружка-ведьма подсказала Одиссею, что надо всей команде воткнуть затычки в уши. И сирены пролетели мимо обеда. Точнее, обед мимо них.
– А-а, — Блэкчок кивнула, — я знаю этот миф, но мне не приходила в голову аналогия.
– Просто, — опять пояснила Хрю, — я учила японский по мультику про Одиссея.