Волонтеры атомной фиесты
Шрифт:
– Что? Японский мультик по Гомеру?
– Ага. У японцев по кому угодно есть мультики. Мне родители ставили эти японские мультики, так что я болтаю по-японски нормально, но иероглифов не знаю ни хрена. Приходится письма барабанить на латинице, и пропускать через spell-writer. Или если добытая японская документация, то через write-speller. Блин. Опять я сползла! Мы про асексуалов говорим, так? Ну, я правильно поняла, что к чему, или нет?
– Хрю, я не психолог. Мне кажется, что правильно.
– Ага! Тогда еще вопрос: как тебе кажется, здесь в Гавайике у Невилла это пройдет?
Маргарет Блэкчок улыбнулась.
–
– Ну! — юниорка кивнула, — Он классный, я бы с ним покувыркалась. И по-любому, мы коллеги теперь в одной теме. А о здоровье коллег хорошо бы заботиться.
– Понятно… — Маргарет задумчиво погладила лоб ладонью, — …Даже не знаю, что тебе ответить. Если бы человек становился асексуалом осознанно, усилием воли, тогда при перемещении в другую среду это бы исчезало с исчезновением причины. Но, секс ведь регулируется подсознанием и, соответственно, асексуальность — это нечто негативное, накопленное в подсознании. Оно уже часть личности, если верить Фрейду.
– Часть личности? Типа, навсегда, что ли?
– Хрю, это вопрос к психологу, а я…
– Знаю-знаю. Ты не психолог. Но ты же пишешь романы, значит, ты в теме! Вот я тебе сообщаю дополнительно info: у Невилла хобби рисовать в 3D, и у него в виртуальной галерее есть подкаталог «девушки и кошки». Это, по ходу, не просто так.
– Вероятно, не просто так, — согласилась канадка, — я читала, что асексуалы эстетически воспринимают персон противоположного пола, но без эротизма. Может быть, поэтому девушки и кошки попали в один подкаталог. Но, лучше спросить у психолога. А сейчас, наверное, пора двигаться к коттеджу.
– Да, — сказала креолка, и повесила трубку wiki-tiki и видео-камеру к себе на пояс.
– Хрю, — мягко произнесла Блэкчок, внимательно глядя на нее, — по-моему, ты слишком переживаешь.
– Не слишком. Ты, Маргарет, давай вперед, чтобы я тебя видела, по инструкции.
– Хорошо, пусть будет по инструкции.
Канадка соскользнула в воду, и не торопясь, поплыла через маленький фьорд примерно полтораста метров шириной, в сторону причалов комплекса домиков-пагод. Спокойное движение по воде располагает к упорядочению впечатлений, и Блэкчок постаралась как можно точнее сохранить в памяти выражение лица Хрю Малколм в финале диалога об асексуалах. Наверное, так должна выглядеть разгневанная ледовая амазонка в сериале «Обитаемый айсберг». Правда, видеть такую мимику в реальной жизни, на лице юной девушки, было тревожно. Маргарет чувствовала себя так, будто только что заглянула в холодные глаза крупного хищника, готового к броску.
«Вот незадача, — подумала она, — я сама спровоцировала такую реакцию, хотя вовсе не собиралась. Просто, так вышло. Или я себя обманываю, и все же, намеренно завела эту симпатичную, но резковатую девушку, чтобы увидеть образ, подходящий для фильма? Чертовски нехорошо с моей стороны, если так».
Тут в размышления Маргарет вторгся ритмичный плеск позади. Повернув голову, она увидела неправдоподобно-быстро догоняющую Хрю Малколм. Сейчас юная креолка напоминала этакий миниатюрный колесный пароходик, в топку которого набросали столько угля, что котел и поршни работают на пределе давления. Девушка сбрасывала напряжение. Казалось, она на полной скорости проскочит мимо канадки, но… Уважая инструкцию, она перестала грести, и улеглась на воду, глядя в предзакатное небо.
«Похоже, — подумала новеллистка, — юную нези сильно задела история происхождения асексуальности Невилла Кавендиша. Вот и достижения демократической цивилизации, наблюдаемые тут через посредство мигрантов из Первого мира. Симпатичных, умных, образованных ребят вроде Невилла. Каждый из таких ребят находит тут новых друзей, которые разобравшись в том, что сотворила эта цивилизация с их другом, начинают ее ненавидеть не как чуждую систему, а как личного врага. Смертельно ненавидеть».
Маргарет Блэкчок перевернулась на спину, и легла на воду по примеру юной нези.
В сознании 70-летней новеллистки возник образ призрачной пружины ненависти.
Чем больше молодых людей, оказавшихся слишком независимыми, несистемными, непохожими на стандарт, приезжают из Америки, Европы, Японии, сюда, в Страну канаков, тем сильнее закручивается эта пружина. А что будет, когда напряжение в пружине станет запредельным? В памяти всплыла фраза из видео-обращения Сэма Хопкинса, слышанного сегодня после полудня: «Рагнарек никто не отменял».
«Это ни к черту не годится, — подумала она, — хорошо бы устроить какие-то встречи меганезийских ребят с нашими канадскими, не с протестными, а с обыкновенными хорошими мальчишками и девчонками. Может, тогда этот чертов Рагнарек все же, отменится? Надо что-то сделать. Не надеяться на политиков, а сделать самой».
– Хэй, Маргарет! — подплывшая юниорка-нези тронула ее за плечо, — Ты как?
– Все отлично, Хрю, я просто засмотрелась на небо. Ну, давай плыть к пирсу.
…
*28. Пролог к космической корриде
20 января. Вечер на Бугенвиле.
С деревянного пирса, примыкающего к домикам-пагодам, за неравномерным заплывом новеллистки Блэкчок и юниорки Малколм наблюдали двое солидных мужчин с хорошо выраженной военной манерой держаться. Один — этнический канак, адмирал-президент Бугенвиля Оникс Оуноко, а второй — этнический ирландец, коммодор южного фронта Народного флота Арчи Дагд Гремлин.
– Еще минут пять, — оценил адмирал примерное время до финиша заплыва, — давай пока уточним, что за позиция у Верховного суда по делу о Батакской Республике Солангай?
– Ты же читал этот телекс, — напомнил Гремлин, — там сказано: Солангай надо зачистить экономично, методом невоенного геноцида.
Адмирал-президент с сомнением покачал головой.
– Экономия это хорошо. Но Солангай всего в пятистах милях северо-западнее нас. Это проблема. И теперь Верховный суд решает оставить такую проблему на долгие годы.
– Зато, — возразил Гремлин, — мы сохраним жизни наших солдат, и сэкономим ресурсы. Зачем затратная война, если врага можно убить, не потратив ресурсы, а заработав?
– Как можно на этом заработать ресурсы? — недоверчиво спросил Оникс Оуноко.
– Это мне объяснили четко, Оникс. Для государства Японии морские нефтяные поля Солангай, это принципиально важно. Свой источник сырья. Премьер Окадзаки будет платить за то, чтобы это не сгорело от случайностей, неизбежных на море. А батаки, с которыми японцам придется делиться по решению ООН, это лишние рты. И японский национальный нефтяной консорциум заинтересован в сокращении их численности не меньше, чем мы. Дальше вопрос правильной организации процесса.