Волошинов, Бахтин и лингвистика
Шрифт:
Разграничение технической и идеологической сторон несколько напоминает разграничение значения и смысла в некоторых семантических теориях: «Относительно каждого элемента речи, каждого речевого акта у нас может встать два вопроса: что выражается этим элементом и как, каким способом оно выражается. Техническая семантика отвечает на первый вопрос, идеологическая – на второй. Для того чтобы то или иное явление нашло отражение в языке, недостаточно, чтобы оно было воспринято; необходимо, чтобы оно было осознано, необходимо, чтобы оно было тем или иным способом приобщено к системе хозяйственного и социального опыта коллектива. Для выражения нового явления или отношения используется старый языковой материал, тем или иным образом скомбинированный, измененный, приспособленный. Но в старом материале есть обычно известный выбор, что и как можно использовать для нового понятия: можно выразить и так и этак. Однако в каждой данной среде наречение происходит одним определенным способом, а не другим. Отчего это происходит? В первую голову от вырастающего на определенной материальной
655
Абаев 1934: 34—35
«Техническая значимость (элемента речи. – В. А.) образует „ядро“, устойчивое и способное переходить из эпохи в эпоху, из одной общественной среды в другую, так как оно суммирует эмпирический опыт, основанный на тождестве предметного эквивалента данного восприятия у людей различных эпох и формаций. Это объективное, технически-эмпирическое „ядро“ значимости может окутываться, обволакиваться рядом субьективных, привходящих идеологических представлений, настроений и ассоциаций, которые полностью обусловлены состоянием сознания и опыта людей данной эпохи и данной общественной среды и, следовательно, так же неустойчивы и преходящи, как всякие другие формы идеологии. Весь комплекс этих сопутствующих семантических представлений образует „оболочку“, придающую речевому элементу известный идеологический аромат…. „Ядро“ имеет корни непосредственно в предметной действительности, „оболочка“ – в общественной идеологии». [656]
656
Абаев 1934: 36—37
Далее вводится понятие технизации. Новый элемент речи образован идеологическим образом, его семантический центр находится в «оболочке». Однако в процессе коммуникации «семантические представления концентрируются все больше вокруг тех устойчивых, ста-бильных, адекватных объективной действительности элементов восприятия, которые образуют „ядро“». [657] Технизация происходит даже при употреблении элемента в той же социальной среде, где он создан, но тем более технизация неизбежна, если он проникает в иную среду. «Новая среда с самого же начала отвлекается от этой внутренней формы, несущей чуждую идеологию, и сразу же воспринимает новообразование в одном только техническом его значении. Из всего семантического комплекса. она с первого же раза берет одно „ядро“ (что, разумеется, не может ей помешать со-здать вокруг него новую, свою оболочку). Чем шире и разнороднее среда обращения, тем уже и технизованнее семантика. Сужение идеологических функций языковой системы идет параллельно с расширением ее технических функций». [658] Технизация одновременно является и десемантизацией, разумеется, неполной.
657
Абаев 1934: 37
658
Абаев 1934: 38
Отсюда следует, что «идеологическое содержание всякого языкового образования осознается говорящими только в первый период его существования, пока остается в силе породившая и питающая его система общественной практики и мировоззрения», [659] хотя само это образование в «выдохшемся, десемантизованном, технизованном виде» может существовать еще неопределенно долго. Любопытно сопоставление технизации с переходом от золотых денег к бумажным. [660]
659
Абаев 1934: 39
660
Абаев 1934: 39
Технизация может иметь различную степень. Предельный случай технизации – грамматикализация, особенно морфологизация, когда от былой идеологии не остается и следа. Отмечено также, что «наряду с этим основным процессом в языке имеют место постоянно также встречные явления, явления частичного семантического оживления, „омоложения“ и экспансии отдельных элементов речи». [661] Однако «генеральная линия языкового развития» – технизация. И все другие формы идеологии («религиозные воззрения, философские системы, литературные направления, архитектурные стили, произведения скульптуры, живописи и!музыки») также подвержены десемантизации: «общество перестает понимать их сокровенную идею, их „душу“, их смысл», но может их сохранять «для чисто внешнего, формального обрамления». [662]
661
Абаев 1934: 40
662
Абаев 1934: 41
Говорится о двух важных следствиях из процесса технизации: законе социализации (в многоязычном коллективе возникает единый язык) и законе преемственности (идеология меняется быстрее, чем язык). Из последнего закона следует, что «язык одной эпохи оказывается пригодным для другой… язык одной социальной группы оказывается способным обслуживать другую. Как идеология – язык социально и исторически ограничен, как техника – он общенационален и преемственен». [663]
663
Абаев 1934: 42
Далее автор статьи вводит важное разграничение двух видов соотношения между языком и идеологией. Согласно Абаеву в процессе технизации язык превращается из идеологической системы в «технику общения», а «на смену идеологии, выраженной в самом языке (как идеологической системе), приходит идеология, выраженная с помощью языка (как коммуникативной системы). Если в процессе своего создавания язык сам по себе есть некая идеология, то с течением времени он все более становится техникой для выражения других идеологий, техникой для обслуживания общественной коммуникации». [664] Выше речь уже шла о том, к каким сложностям мог приводить столь важный для советской науки 20– 30-х гг. тезис о классовости языка. Подход Абаева открывал путь для его решения: «язык как идеология» классов, «язык как техника» един для всех.
664
Абаев 1934: 43
В противовес общей тенденции науки о языке второй половины XXIX в. и всего XXX в. Абаев включает в свою концепцию оценочный компонент. Однако оценки его двойственны. С одной стороны, «технизация языка оказывается… истинным благодеянием: она экономит обществу силы, она избавляет общество от непосильного труда вновь и вновь переделывать сверху донизу свою речь». [665] Но с другой стороны, «процесс технизации несет в себе… могучую унифицирующую тенденцию, которой живое семантическое сознание сопротивляется». [666]
665
Абаев 1934: 42
666
Абаев 1934: 48
Как справедливо отмечает Т. М. Николаева, идеология у Абае-ва сходна с тем, что теперь называют картинами!мира в языке. [667] Однако «творческий» период, когда «преобладают идеологически-созидательные процессы», переносится в основном в глубокую древность, а современность признается «периодом, когда преобладают процессы техническо-приспособительные». [668] Это, пожалуй, самое слабое место интересной концепции; здесь могли проявиться идеи В. фон Гумбольдта о двух периодах в истории языка: «развития» и «тонкого совершенствования». [669] Но влияли и идеи Марра: изучение языка как идеологии в значительной степени свелось у Абаева к пресловутой марровской «лингвистической палеонтологии», выявлению в современных и классических языках «реликтов первобытного мышления». Во второй статье, вероятно, отвечая на критику марристов, Абаев уже прямо приравнивал изучение идеологии и палеонтологию. [670]
667
Николаева 2000: 596
668
Абаев 1934: 44
669
Гумбольдт 1984: 309—311
670
Абаев 1936: 9
Абаев игнорировал структурные концепции языка, лишь кратко во второй статье упомянув учение о фонеме как «яркую идею». [671] Но очевидно отнесение им всей сферы языка в смысле Соссюра к «технике». А «субьективные представления, настроения и ассоциации»—явления явно речевые. Что же касается образования новых слов и значений, то близкий к Соссюру А. Сеше позднее (1940) специально рассмотрел данный процесс, указав, что он перво-начально происходит в речи, а затем в случае принятия языковым коллективом переходит в язык. [672] Чем не технизация? Если отвлечься от уклона Абаева в «доисторию», то противопоставление техники и идеологии можно соотнести с противопоставлением языка и речи.
671
Аба-ев 1936: 1 1
672
Сеше 1965: 80—84