Волшебная гондола
Шрифт:
— Речь идет не о каких-либо будущих деяниях, а о причине твоего прибытия сюда.
— Это значит, что была такая причина? Я думала, это был глупый несчастный случай!
— Я тоже надеялся на это все время. Но маска доказывает обратное. Ты попала сюда по определенной причине.
— Что именно это значит? — саркастично я подняла руку. — Подожди. Спорим, что ты не можешь об этом рассказывать.
— Наоборот. Я даже должен об этом поговорить. Ты здесь, чтобы предотвратить событие.
— Правда? — я была
— Нет. Но оно одно из тех, которое определяет будущее. И при этом речь идет также о твоей собственной жизни, так как если ты сделаешь ошибку, ты не сможешь вернуться. Или еще хуже: ты умрешь.
Мне нужно некоторое время, чтобы переварить страх от этого сообщения. Все равно у меня еще оставались приблизительно тысячи очередных вопросов, в том числе, почему я умерла бы, если я сделала бы ошибку, Себастиано говорил о моих неприятностях, что не может говорить о них. Кроме того, было бы все равно лучше в этот момент не так много дискутировать.
— Ты имеешь в виду, потому что здесь всюду поджидают опасности? — сомневаясь, спросила я.
— Нет, потому что я дьявольски устал и просто хочу в кровать. Я не спал не только эту ночь, но и предыдущую.
Это сразу вызвало новые вопросы, например, он не оказался в кровати прошлой ночью из-за безотлагательного патрулирования времени.
Мы пересекли город в восточном направлении, я заметила это потому, что небо здесь было светлее, так как солнце медленно всходило.
Вскоре мы достигли нашей цели. Себастиано остановился перед большим домом и постучал дверным молоточком.
Я осматривала сверху фасад. При слабом освещении наступающего рассвета можно было едва увидеть очертания, но можно было разглядеть, что речь шла о довольно аристократическом здании.
— Это же Палаццо, — сказала я.
— Сейчас называется так только Дворец дожей*. — Себастиано снова постучал дверным молоточком.
(Дворец дожей (итал. Palazzo Ducale) в Венеции — великий памятник итальянской готической архитектуры, одна из главных достопримечательностей города. Прим.
Перев.)
Дверь открылась со скрипом и перед нами стоял одноглазый с красной гондолы. У него в руке был подсвечник, который придавал его лицу с глазной повязкой демонический вид.
— Ну и дела, — сказал он. — Вероятно, кому-то не удалось попасть домой.
— При первом переходе у нее была маска, — сказал Себастиано, как будто это все объясняло.
— Между прочим, я - Анна, — представилась я.
— Я в курсе, — ответил одноглазый. — Меня зовут Хосе Маринеро де ла
Эмбаркасьон. Можешь звать меня Хосе.
Для меня это было практично, так как остального я все равно не поняла.
Хосе вышел с подсвечником через двор, окруженный каменной стеной, на крыльцо.
В мерцающем свете свечи казалось, что тень его искаженной
Лестница вела к балкону наверху. Придя наверх, Хосе отворил дверь. Мы вошли в какую-то комнату, о размере которой при скудном освещении можно было только догадываться. В любом случае она была огромной, особенно по сравнению с крошечной комнаткой, в которой я прожила последние две недели.
Вместе с родителями я недавно (или в отдаленном будущем, как-нибудь потом) посетила Ка' д’Оро и кое-что, что я узнала о строительстве типичных венецианских особняков, вспомнила только сейчас. Большинство домов патрициев, которые происходили из того времени, были построены по одному принципу. На нижнем этаже располагалась водная галерея с выходом в канал. В некоторые дома можно даже было въехать на гондоле. К водной галерее часто прилегал промежуточный этаж с хозяйственными комнатами, как: кухня, амбар и прачечная.
На первом этаже располагалась господская жилая часть с большим парадным залом, называвшимся портего, который простирался по всему дому. С обеих сторон зала находились покои, в которых владелец спал или ел, или принимал посетителей.
В одном таком портего я и находилась. Справа и слева были двери, из которых Хосе открыл одну и осветил находящуюся позади комнату.
— Я полагаю, это подойдёт для юной леди, — сказал он.
Я смотрела в глубину темной комнаты, в то время как Себастиано зажег свечи на подсвечнике и вручил его мне.
— Спокойной ночи, — сказал он. — Мы поговорим завтра. Или вернее сегодня. В любом случае, до скорого.
— Безумие, — сказала я. — Это что-то вроде кровати с балдахином?
Это была действительно она. При виде ее я внезапно поняла, как сильно устала.
Несмотря на это, я проверила каждый угол, было ли чего опасаться. Мрачные намеки Себастиано о вероломных убийцах на меня все-таки повлияли. Сочетание темноты и одиночества вселили в меня еще больше неуверенности.
В комнате не было ничего кроме дорогой мебели. Дверь практично запиралась изнутри, и я это немедленно сделала, прежде чем раздеться и забраться в постель.
Что следует понимать буквально, потому что постель была удивительно легкой и воздушной, как пуховая перина из будущего. Так же матрас был мягким и удобным, и постельное белье было гладким. Нигде не колола солома, не было ни царапающей материи, ни дурно пахнущей шерсти. С балдахином надо мной - при свете свечи мне было видно, что он был из вышитого шелка - я была словно спящая красавица, готовая к столетнему сну.
Прежде чем уснуть, я почувствовала порыв угрызений совести. Бедная Кларисса! В то время как я здесь лежу в дамасте и пухе, она должна довольствоваться кусачим шерстяным одеялом и где-то через час - до рассвета оставалось не больше -