Волшебная ночь
Шрифт:
Нет, конечно же, не все. У нее оставались еще ее родные и родные Гуина. Оставался Йестин, которого, как ей казалось иногда, она любит больше всех на свете. Как-то воскресным октябрьским днем, когда листья деревьев пылали осенними красками, он провожал ее от церкви до дома.
— Йестин, — спрашивала его Шерон, — ведь уже скоро, правда?
Ей не надо было объяснять, что она имеет в виду. Весь город только и говорил о том, о чем она старалась не задумываться.
— Теперь уже со дня на день, — ответил он. «Ах, я не хочу знать», — подумала Шерон.
Но невозможно
К следующей субботе стало ясно, что роковой день назначен, хотя никто и словом не обмолвился ей об этом: просто слишком уж пусты и тихи стали улицы Кембрана. Мужчины не вышли на работу. Шерон даже не решилась спросить у Эмриса, почему он остался дома, — Эмрис был мрачнее тучи. Странная, неестественная тишина проникла даже в стены дедовского дома.
А потом было воскресенье и проливной дождь. Когда Шерон вернулась домой после службы и занятий в воскресной школе, дедушки и Эмриса не было. За чаем она спросила о них у бабушки, но та ничего не ответила, поспешно допила чай и ушла наверх в свою комнату. Только тогда Шерон поняла. Они ушли.
Они ушли в дождь. И сейчас они там, за густой пеленой дождя, бессмысленной толпой движутся в сторону Ньюпорта. Может быть, навстречу беде. От страха у нее все поплыло перед глазами. Но она заставила себя встать и залить кипяток в заварной чайник.
Ее это не касается, повторяла она себе. Она не должна думать об этом, не должна тревожиться за них. Ее не интересует то, что творится в Кембране. И она дала себе слово не думать о них — не думать о дедушке, Эмрисе, Хью и об остальных.
Ангхарад душили рыдания, а кроме того, она промокла до нитки, когда в полдень прибежала к флигелю Джошуа Барнса. Ей пришлось стучать дважды, прежде чем дверь открылась и Джошуа Барнс впустил ее в дом.
— Они вышли, мистер Барнс, — задыхаясь, проговорила она с порога. — Ушли, хотя сегодня воскресенье и идет дождь. Я не знала, что они выйдут, ни вчера, ни даже сегодня утром. Честное слово, я ничего не знала. Даже когда мой отец ушел, я не сразу поняла, куда он направился. Но потом я встретила Ифора Ричардса, и он мне все рассказал. И я сразу побежала к вам. Не сердитесь, мистер Барнс! Клянусь Богом, я ничего не знала!
Но Барнс, хотя новость и застала его врасплох, нисколько не рассердился. Наоборот, он даже был рад слышать это — если только можно радоваться, когда на глазах рушится все то, что ты создавал добрых двенадцать лет. Но теперь по крайней мере катастрофа налицо. Нетрудно предположить, как отреагирует Крэйл на сегодняшние события. Если он хоть что-то понимает в людях, то граф теперь должен убраться к себе в Англию, побежденный и униженный. А он, Барнс, снова возьмет все в свои руки. Это будет не так уж легко, но к трудностям ему не привыкать.
Нет, он никуда не пойдет. У него нет желания мокнуть под дождем в погоне за демонстрантами или отправляться с докладом к Крэйлу. Тот сам скоро узнает обо всем.
— Значит, говоришь, они отправились в Ньюпорт, — сказал Барнс, потирая руки.
— Сначала они должны собраться в горах, — сообщила Ангхарад. — Может быть, вы еще сможете остановить их, мистер Барнс. Они ведь испугаются, когда увидят вас. Но лучше пусть испугаются — главное, чтоб они не пострадали.
Барнс рассмеялся.
— Нет, женщина, у меня совсем другие планы на этот воскресный денек, — ответил он. — Давай-ка, голубушка, отправляйся наверх да раздевайся поскорее.
«Пока ее папаша тащится под дождем в Ньюпорт, — подумал Барнс, — я поимею его дочку столько раз, сколько захочу».
Ангхарад в замешательстве посмотрела на него, но тут же поспешила наверх, подгоняемая крепкими шлепками.
«Как хорошо, однако, что я не трачу времени зря» — подумал Барнс спустя десять минут. Он лежал обессиленный и удовлетворенный, когда вдруг услышал громкий стук в дверь. Его клонило в сон, и не было ни малейшего желания открывать дверь непрошеному гостю.
Но тот стучался так настойчиво, как Ангхарад незадолго до этого. На третий стук Барнс недовольно крякнул, слез с обмякшей женщины, натянул штаны и отправился вниз, застегивая на ходу ширинку. Дай Бог, чтобы у этого дятла была серьезная причина, не то ему несдобровать, подумал он, заслышав опять стук, от которого затряслась входная дверь.
Это был Гиллим Дженкинс, тот самый Гиллим, который по поручению Барнса распускал среди жителей Кембрана дурные слухи о Шерон. Он был мокрым и перепуганным, он едва переводил дух.
— Они вышли! — выпалил он. — Они собираются в горах.
— Из-за этого ты решил потревожить мой воскресный отдых? — спросил Барнс, нахмурившись. — Я уже полчаса как знаю об этом. Пусть эти идиоты делают что хотят. Я не огорчусь, если солдаты встретят их выстрелами. Тогда они быстро прибегут домой и до конца своей жизни будут помнить этот урок.
— Мне надо спрятаться, — в отчаянии проговорил Гиллим. — Они заставляют всех идти с ними. Я видел, как они тащили в горы Йестина Джонса. Мне нужно спрятаться, пока они совсем не уйдут. Вы разрешите мне остаться у вас, мистер Барнс?
Барнс покрепче взялся за дверной косяк.
— Нет, здесь не стоит, — ответил он. — Да они наверняка уже ушли. Впрочем, Дженкинс, если ты боишься, — добавил он, презрительно оглядывая парня, — иди в конюшню, попросись, чтобы тебя спрятали там на часок-другой.
Но когда Гиллим, съежившись и втянув голову в плечи, зашагал по дорожке к конюшням, Барнс догнал его.
— Погоди-ка минутку, — сказал он, хватая его за плечо. — Ты говоришь, они тащили Йестина Джонса?
— Да, я видел это своими глазами, — ответил Гиллим. — Я не хочу, чтобы и со мной обошлись так же, мистер Барнс.
И вообще, кто его знает, что там может случиться, в Ньюпорте.
Барнс нетерпеливо мотнул головой и поспешил из-под дождя обратно в дом.
— Входи, — сказал он. Пока Гиллим, суетливо отряхиваясь и рассыпаясь в благодарностях, проходил на кухню, Барнс стоял в холле, в задумчивости глядя на потрескивающие в камине дрова. Потом удовлетворенно вздохнул и последовал за Дженкинсом.