Волшебная палочка
Шрифт:
С другой стороны, мы — повторю — не можем в полной мере оценить того или иного поэта для его родной литературы. Никогда чтение Николоза Бараташвили и Паоло Яшвили не вызовет в нас такого же впечатления, как у грузин. Для этого мало того, что надо знать грузинский язык, мало того, что надо сердцем чувствовать родную историю, для этого надо быть, увы, хотя бы немножко грузином. Все это нужно иметь в виду, когда берешь в руки книгу стихов, переведенных на твой родной язык. Но тем не менее возможно, конечно, не только понять, хороший ли перед тобой поэт (и насколько он хорош), но и разглядеть основные мотивы его творчества, оригинальность мыслей и чувств.
Алим Кешоков, на мой взгляд, является одним из самых интересных и больших
Уже есть круг стихотворений Алима Кешокова, которые обычно цитируются рецензентами, критиками, литературоведами для подтверждения своих выводов о том, что поэзия Алима Кешокова тяготеет к философской глубине, что она лирична, что она питается из чистых родников народной поэзии, что она гражданственна, патриотична наконец, что ей свойственны юмор и то, что еще называется восточное лукавство.
Действительно, все это в стихах Алима Кешокова есть, и об этом можно только напомнить. Известное стихотворение «Кинжал»:
Два лезвия кинжала одного, Они спиной обращены друг к другу И меж собою делят оттого Один позор или одну заслугу.Уже в этой первой строфе мы видим зарождение глубины, третье измеренье, уход от плоскости. Дело в том, что в поэзии важна именно многоплановость, или, может быть, лучше сказать, многоступенчатость построения в глубину. Образ из образа и мысль из мысли должны вытекать в стихотворении, как матрешка вынимается из матрешки, но только наоборот, то есть из меньшего получается большее, а потом еще большее. Так и здесь, в стихотворении после нескольких равноценных по крепости строф появляется новая глубина:
Честь не двулика. И не раз бывало, Кинжал надежно защищал ее. Не потому ль два лезвия кинжала Единое сливает острие?Можно бы остановиться. Образ закончен, но «вынимается» еще одна большая матрешка.
Мерцает сталь холодная сурово, И я желаю более всего, Чтобы сливались истина и слово, Как лезвие кинжала одного.Теперь это — прекрасное и глубокое стихотворение.
Для Кешокова характерно, взяв какой-либо образ, развивать его на протяжении стихотворения, обогащать и расцвечивать, углублять и затем завершать все неожиданным поворотом мысли.
Есть (или был) у кабардинцев обычай: человек при жизни облюбовывает себе дерево для будущего гроба, знает его, навещает, словно друга, соболезнует, что послужит невольной причиной гибели этого дерева, ибо оно будет срублено в день смерти этого человека.
Смотрю на это дерево с тоскою, Умрет оно в тот день, как я умру, И льну к нему колючею щекою, И нежно глажу грубую кору. Зеленый шелест, небо голубое И вешний гром, что рокотать горазд, Когда-нибудь оно за гробовое Печальное молчание отдаст.Но песня переживет и это дерево, и самого поэта и будет
Лететь подобно белой кобылице, В день черный потерявшей седока.Этот образ белой кобылицы без седока, летящей по зеленым родным просторам под синевой горных небес, соединяет в себе и смерть
Перечитывая сборник стихов Алима Кешокова, нетрудно заметить, что основные мотивы его творчества навеяны традициями, обычаями, поэзией его родного народа. Вот еще стихотворение «Тавро», стихотворение о черкеске, стихи «Путь всадника», очень «кавказское» стихотворение о Лермонтове с его уже как бы хрестоматийными строками:
И скачешь по горам не иноверцем, И, как мюриды, издавна верны, Тебя я слева прикрываю сердцем, Кайсын Кулиев — с правой стороны.Опять-таки горский обычай: уважаемого человека, имама, вождя на горных дорогах прикрывали от неожиданной пули с двух сторон два мюрида. Так они и скакали втроем стремя в стремя.
Нетрудно заметить и другое: отталкиваясь от подлинных народных образов, Алим Кешоков почти всегда выходит на широкие и, что называется, общечеловеческие обобщения. Так, начав с горного «антуража»: «Где шумны речки, а вершины немы», размышляя о жизни, лжи, правде, совести, поэт, подобно тому, как сама горная речка в конце концов достигает просторной и светлой долины, выводит стихотворение, вот именно, на простор обобщения:
Не похороны жизнь и не пирушка, И должен каждый так вершить свои дела, Чтоб совесть, словно белая подушка, Лечь в смертный час под голову могла.Алим Кешоков тонко чувствует родную природу, и она входит во многие его стихи. При этом кисть поэта живописует смело, в лучших традициях народного эпоса о богатырях, о нартах.
* * *
* * *
О поэзии Алима Кешокова писали много и стихи его цитировали часто, находя в них много добра, человечности, светлой лирики, любви, стремления быть всегда вместе с людьми и служить людям.
Конь мой летит, и гремящие камни Сыплются с кручи, чтоб дна не найти. Друг, пожелай, если хочешь добра мне, Пусть бесконечно я буду в пути.А также:
Какие бы обвалы впереди Ни грохотали, отступать не будем. Несу я сердце словно не в груди, А на ладони, обращенной к людям.А также:
Пока не пробил мой последний час, Пока мои слова не отзвучали, Хочу блестеть я на глазах у вас Слезою счастья и слезой печали.