Волшебная зима в Оккунари

Берестова Елизавета

Рика ничего этого не видела, она слышала пение и оглушающий звук разбившейся каменной глыбы. Всё внимание девушки поглощали прибывающие некротические отголоски. Их становилось всё больше и больше: от маленьких ящерок до покорёженных завалами горняков из близлежащих шахт. Она поглощала их. Сначала даже не могла представить, как это сделать, потом использовала зов и впитывала в себя, превращая в чистую магическую энергию, струящуюся по внутренним цепям. Но энергии этой было много, слишком много.

— Я больше не могу поглощать, — не выдержала чародейка,

обратившись мысленно к Нодиваре, продолжавшему своё безумное представление с лютней, посылающей во врага подкреплённые музыкой клинки.

— Тогда бей, лупи урода, — последовал ответ.

Девушка с радостью ударила чистой энергией, угодив прямёхонько по ногам каменного тяготона. Камни с шумом отлетели в сторону, а туша рухнула на пол.

— Безобразие! – отвлёкся Бартоломью, — мало того ты нагло съедаешь мои деликатесы, так ты ещё и тяготона калечить удумала. Ну, получи тогда сама, — чародей послал что-то вроде зеленоватой молнии.

Вил, видя, как в Рику летит молния, прыгнул и подставил руку с пистолетом. Его основательно тряхнуло, волосы заискрили, а сам коррехидор отлетел вбок, потеряв сознание от удара о стену.

— Ожидаемо, но глупо, — прокомментировал артист, создавая очередную струну из собственной крови взамен оборванной, — я никак не пойму, куда бить. У прошлого тяготона где было управляющее заклинание?

Рика не могла себе позволить даже взгляда в сторону лежащего без чувств начальника, продолжала отлавливать и поглощать отголоски.

— В голове была чашка с камнем, — успела ответить она, и пропустила хлопающую останками крыльев неясыть, — заклятие было в камне.

— Значится, голова, — сказал артист, как бы сам себе.

Тем временем тяготон стал собираться снова: подкатились валуны ног, руки со скрежетом упёрлись в пол и подтянули неповоротливое тело с отбитыми магическими ударами кусками. Через пару ударов сердца уродец почти по-человечески разминал плечи.

Ноди прыгнул назад, потом наклонился, практически распластался над поверхностью пола и пролетел под нацелившимся на него кулаком.

Вил потряс головой. От удара о стену гудело в ушах, облизав губы, он почувствовал кровь. Рука всё ещё привычно сжимала рукоять слегка раскалившегося револьвера. «Надеюсь, его не повело», — отстранённо подумал коррехидор, прицеливаясь в спину студента, и нажал на курок.

Грохнул выстрел, заставивший замереть тяготона. Фигура Кори Лейса, а точнее Бартоломью Окку, заколебалась, и распалась словно дым.

— Он нематериален! – воскликнул Ноди, — он сам, похоже подпитываемый магией некротический отголосок.

Вилу показалось обидным, что его выстрел не принёс никакого результата, кроме начавшего опять собираться воедино призрака. Он со злостью прицелился в нефритовую ласточку, полагая, что, если реликвии не будет на алтаре, возвышавшемся над плитой надгробия, ритуал пойдёт вкривь и вкось. Второй выстрел отбросил драгоценную реликвию футов на десять в дальний, неосвещённый угол.

Тяготон, ошеломлённый исчезновением создателя, замер каменной глыбой, что позволило

Нодиваре разглядеть на макушке гиганта плоский камень, отличающийся от окружения. Артист не стал заморачиваться с аккордами, он вытянул руку и ударил своей жизненной силой по свисающему с потолка пещеры сталактиту. Рика почувствовала его намерение и присоединилась, с облегчением выпуская накопленную избыточную энергию отголосков. Огромный сталактит рухнул прямиком на маковку замершего тяготона и буквально пригвоздил его к полу. Вил еле успел прикрыть лицо рукой, в которую вонзились осколки гиганта. Бартоломью уже материализовался почти полностью, прозрачными и почти отсутствующими оставались кисти рук и ноги пониже колен. Янг не стал дожидаться полной материализации. Он спрыгнул со своего возвышения, зашёл за спину призраку и обвил его шею своими чётками.

— Твоё хвалёное бессмертие имеет один изъян, — проговорил клирик, сжимая чётки на шее бывшего студента, — револьверная пуля не причиняет тебе вреда, но священная реликвия – другое дело. Ты умрёшь окончательно, моя богиня примет твою душу и проводит в загробное царство на своих крыльях нефритовой ласточки.

Чародей бился, хрипел, но почти нематериальные руки были не способны ослабить хватку клирика. Когда чётки сомкнулись окончательно, от опального мага Дубового клана не осталось и следа.

— Сделано! – с облегчением воскликнул Нодивара. С его пальцев капала кровь, волосы намокли от пота и стали серыми от пыли, но на лице артиста сияла улыбка.

Вил подошёл к чародейке, Рика едва стояла на ногах, да и сам коррехидор был не в самом лучшем состоянии. Левая половина красивого лица расцветала большим кровоподтёком, ею он приложился о стену, когда отбивал удар своего предка, рукав бежевого пальто, изрядно грязного, намокал от крови. В целом же, Вилохэд Окку, верховный коррехидор Кленфилда и четвёртый сын Дубового клана держался вполне достойно.

Меньше всех от схватки с жаждущим бессмертия чародеем досталось Мару Янгу. Он выглядел усталым, скорее даже выжатым, как лимон, но в остальном с ним всё было в порядке. Тополь благоговейно опустился на колени в тёмном углу, куда выстрел Вила отбросил реликвию богини Шимон, и упёрся лбом в пол в самом почтительном поклоне. Затем ласточка была поднята и с величайшим бережением взята в руки.

— Как вы могли выстрелить в божественную реликвию! – восклицал делиец, осматривая своё сокровище на свету, — сэр Вилохэд, вы хоть представляете размеры катастрофы, что произошла бы, разбей вы ласточку?

— Господин Янг, — улыбнулся Вил и поморщился от боли в левой половине лица, — если бы реликвию богини Шимон можно было разбить молотком, пулей от револьвера или падением с трёхфутовой высоты, Бартоломью Окку сделал бы это ещё в Делящей небо. Вы ж видите: на ней ни царапинки.

— Но это – святыня! – не унимался Янг, — достаточно было малейшего скола…

— Меня больше заинтересовали ваши чётки, — коррехидору надоело оправдываться, — по-моему вы не всё нам рассказали о своей святыне. Я прав?