Волшебники Гора
Шрифт:
— Желаю всего хорошего, — попрощался со мной мужчина.
— Похоже, этот Мило играет не только на сцене, — пробормотал я себе под нос.
— Что Вы имеете в виду? — спросил, уже было отвернувшийся, торговец.
— Ничего, — заверил его я, выходя из задумчивости.
— Смотри, это — Мило, — шепнула одна свободная женщина другой.
— Да ты что! — воскликнула её подруга. — Бежим за ним, хотя бы мельком посмотрим на него.
— Ты что! — упрекнула её первая. — Это же бесстыдство!
— А кто нас узнает под вуалями? — напомнила ей вторая.
— Точно, — опомнилась первая, — тогда давай поспешим.
И обе дамы, лавируя в толпе, устремились вслед за одетой в пурпур фигурой.
— Красавчиков вроде него, — недовольно проворчал торговец, — следует обязать носить вуаль, выходя на улицу.
— Возможно, — не стал
Вообще-то свободные женщины в большинстве крупных городов Гора, и в особенности женщины высоких каст, на людях появляются только в вуалях. Кроме того, они ещё и носят одежды сокрытия, которые действительно скрывают их с головы до пят. Зачастую даже кисти рук скрываются под перчатками. Тому есть множество причин имеющих отношение, прежде всего к скромности и безопасности. С другой стороны, рабыни обычно одеты крайне откровенно, если одеты вообще. Как правило, их предметы одежды, если они им вообще разрешены, скроены так, чтобы оставить минимум простора для воображения относительно их прелестей. Скорее они сделаны для того, чтобы привлечь к ним внимание, и продемонстрировать их, иногда даже излишне нахально, во всей красе и великолепии. Гореане не видят смысла в том, чтобы стыдиться соблазнительности, увлекательности, чувственности, женственности и красоты своих рабынь. Скорее они ценят всё это, дорожат и наслаждаются этим. Безусловно, нужно помнить, что рабыня — не более чем домашнее животное, и находится в полной власти мужчин. Для того чтобы это было понято яснее, следует отметить два пункта. Во-первых, она должна появляться публично, не скрываясь под вуалью. Таким образом, мужчины могут свободно рассматривать её лицо, когда и сколько им захочется, констатируя его деликатность и красоту, а также эмоции женщины. Ей просто не позволено прятать этого от окружающих. Она должна обнажить своё лицо перед их пристальными взглядами, во всей его разоблачительной интимной открытости и со всеми для неё вытекающими из этого последствиями. Во-вторых, её унижение окончательно закреплено тем фактом, что ей не дают иного выбора, кроме как быть той, кем она по существу является, человеческой самкой, и таким образом, она должна, желает она того или нет, сексуально и эмоционально, физически и психологически, занять отведённое ей природой место.
— Всего доброго, — попрощался я с торговцем, и тот отвернулся, направившись по своим делам.
— Дорогу, — услышал я зычный мужской голос, раздававшийся впереди. — Дорогу!
К нам приближался разодетый мажордом, который своим жезлом дотрагивался до прохожих, вынуждая их расходиться в стороны, освобождая дорогу следовавшему за ним паланкину свободной женщины. Очевидно, это была весьма богатая дама, раз её несли сразу восемь рабов-мужчин. Так же, как и все остальные, я отступил к стене, давая дорогу мажордому, паланкину, занавески которого были плотно задёрнуты, и его носильщикам.
— Странно, что подобный паланкин оказался в таком районе, как Метеллан, — заметил я.
— Может теперь, нам всё же стоит уделить внимание спасению наших жизней, — недовольно проворчал Марк.
— И рад бы, но Феба ещё не закончила с твоими ногами, — усмехнулся я.
Феба, на мгновение, оторвавшись от своего занятия, со счастливым выражением на лице, посмотрела вверх.
— Встать, — приказал Марк, раздражённо щелкая пальцами.
Девушка немедленно вскочила на ноги, и замерла около моего друга, покорно опустив голову. Должен заметить, что она привлекала к себе изрядную долю внимания, чем я был не слишком доволен. Всё же в мои намерения не входило мозолить глаза всем и каждому в Аре. С другой стороны я не считал разумным вмешиваться в отношения между рабовладельцем и его рабыней.
Я окинул улицу взглядом. Мужчин из комнаты, судейских и стражников вместе с их смазливой пленницей, несомой головой назад, как обычная рабыня, больше не было видно. Позже, подумалось мне, ей нечасто выпадет роскошь такой транспортировки. А вскоре, возможно уже через пару дней, ей уже придётся изучить то, как надо следовать за мужчиной на его поводке.
— Ой! — пискнула Феба.
Похоже, кто-то из толпы, мимоходом, потрогал её прелести. Марк сердитым взглядом обвёл толпу. Я чего он собственно ожидал?
Оглянувшись назад, ярдах в пятидесяти от нас дальше по улице я заметил кудрявую светловолосую голову Мило, возвышавшуюся над толпой. Парень стоял у стены. Паланкин свободной женщины на мгновение замер около него, а потом продолжил
— Ой! — снова вскрикнула Феба.
Взбешённый Марк снова стремительно обернулся, но его взгляд опять упёрся в безликую толпу.
— Если тебя это так волнует, — заметил я, — может быть, стоит дать ей хоть какую-то одежду.
— Пусть ходит голая, — буркнул юноша. — Она всего лишь рабыня.
— Возможно, некий предмет одежды был бы разумен в данной ситуации, — попытался настоять я.
— У неё есть ошейник, — пожал он плечами.
— Кажется, Ты так и не заметил, — усмехнулся я, — но она у тебя изысканно красивая женщина.
— Она — самая низкая и самая презренная из всех рабынь, — прорычал Марк.
— Конечно, — не стал спорить с ним я.
— Кроме того, — добавил он, — не забывай, что я ненавижу её.
— Было бы трудно забыть это, — признал я, — Ты же повторяешь мне об этом, чуть ли не каждый день.
Феба при этом опустила голову и улыбнулась.
— А ещё, она — мой враг, — стоял на своём упрямый юноша.
— Если она когда-либо и была твоим врагом, — заметил я, — то теперь это в прошлом. Сейчас она — рабыня. Посмотри на неё. Она — просто животное, которое принадлежит тебе. Ты думаешь, она не знает об этом? Да она теперь существует только для тебя, только для того, чтобы служить тебе и доставлять удовольствие.
— Она — косианка, — проворчал он.
— Повернись к нему левым боком, рабыня, и дотронься до ошейника, — велел я, а когда Феба покорно выполнила моё требование, продолжил, уже повернувшись к Марку: — Ты же видишь клеймо и ошейник. Причём последний — твой.
Юноша окинул свою рабыню, послушную, покорную, стоящую боком к нему, легонько прижавшую пальцы к стальной полосе, плотно обнимавшей её прекрасную шею, хмурым взглядом.
— Соблазнительное бедро и прекрасное горло — улыбнулся я, и тут же прокомментировал его тихий стон: — Вижу, что Ты тоже так думаешь.
Следует напомнить, что чувства молодого воина к его рабыне были глубоко противоречивы. Она была не просто представительницей того типа женщин, который был для моего друга непреодолимо, мучительно привлекателен, о чём я знал и прежде, почему собственно и показал ему Фебу. Правда в тот раз, к моему удивлению и восхищению, в первое же мгновение их встречи между ними проскочила, нет, не искра — молния, уж не знаю чем обусловленная, особым тайным волшебством или простой химией, но они оба оказались осуществленной мечтой друг для друга. Похоже, эта девушка была, на некотором глубоком генетическом уровне, рождена для его цепей. Они совместились, как замок и его ключ. Феба полюбила его, глубоко и беспомощно, с самого первого взгляда. Впрочем, и сам Марк был сражён наповал. Но потом он узнал, что его мечта о совершенстве была родом с Коса, островного убарата, который был для него ненавистным врагом, и в руках чьих солдат и наёмников он видел свой разрушенный город. Что же удивительного в том, что в гневе он объявил прекрасную рабыню представительницей своего врага и поклялся перенести на неё всю свою ярость и ненависть Косу и всему косианскому. Однако получилось так, что решив унижать и оскорблять, заставляя её страдать, он с каждой пощёчиной, с каждой командой, с каждым ударом, с каждым взмахом плети, делал девушку ещё более своей, ещё более любящей. Я уже давно знал, с того самого раза, когда впервые увидел Фебу на постоялом двор «Кривой тарн», на Дороге Воска, незадолго до падения Форпоста Ара, что у девушки были слишком глубокие рабские потребности. Правда, я даже представить себе не мог всей их глубины, пока не увидел её в лагере близ Брундизиума, стоящей на коленях перед Марком и ошеломлённо смотревшей на него. Уже в тот момент она знала, что была его, полностью. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что они совместились во времени и пространстве, в самых близких и прекрасных из возможных отношений между мужчиной и женщиной, в отношениях влюблённого господина и его любящей рабыни. Правда, она была косианкой.
Застенчиво улыбающаяся Феба замерла, склонив голову.
— Косианская шлюха! — прорычал Марк, хватая её за руку, вздёргивая на ноги и притискивая спиной к стене здания.
— Да, — вскрикнула рабыня, спина которой оказалась плотно прижатой к грубой поверхности стены, а ноги зависли высоко над землёй. — Да!
— Ну так используйся тогда, как и приличествует тебе, — бросил он, — как рабыня и шлюха с Коса!
— Да, мой Господин! — задохнулась она, вцепившись в него руками, запрокидывая голову и закрывая глаза.