Волшебный фонарь
Шрифт:
В раздевалке катка на бывших Патриарших, ныне Пионерских, прудах рядом со мной на скамеечке сидит крохотная девчушка в ярко-желтой, как одуванчик, шапочке, голубом шарфе и высоких, туго шнурованных белых ботиночках с серебряными фигурными коньками. Она сидит, как и все, устало вытянув ноги и прикрыв глаза, и лицо у нее тоже серьезное, отдыхающее.
— Сколько тебе лет?
— Четыре, — отвечает она, не шелохнувшись из своего покоя.
Четыре! Неужели так может быть? Даже страшно, даже жутко
— Порядок! — вдруг говорит она, и вскакивает на конечки, и, маленькая, тоненькая, в шапочке-одуванчике, идет к морозной двери на лед.
Вниз по обледенелой лестнице она не спускается, а перескакивает, как кузнечик, и вот уже коньки ее звенят на льду.
Она сразу же начинает кружиться и входит в ритм фигуры, и движения ее легки и естественны, словно распускается цветок.
И я люблю ее, эту незнакомую девчушку. Я даже не завидую ей, я ее просто люблю.
ДЯДЬКИН
С морского пляжа по извилистым узким дачным улочкам возвращался домой детский сад. Строй растянулся длинной, разорванной цепочкой, крикливой и жужжащей.
— А я поймала две мухи!
— А у меня папа в командировке!
— А у нас в комнате мама делает ремонт!
Во главе шла разбитная девица в оранжевой кофте.
— Корниенко, не выбивайся из строя!
— Александров, вынь палец из носа!
— Дядьдин, не задерживай шествия!
Дядькин — курносый мальчик в матросской бескозырке, — остановившись посреди улицы, внимательно смотрел в небо. Какое удивительное, длинное облако с мордой и хвостом дракона медленно проплывало над головой по синему небу к морю!
— Дядькин, я что, тумбе говорю?
Оранжевая кофта вернулась, и взяла его за руку, и повела, а Дядькин, запрокинув голову, все следил за небесным драконом, спотыкаясь о камни.
— Гляди под ноги, Дядькин, нормальные люди как ходят?
Теперь Дядькин шел тихо, молча, задумчиво опустив голову, замечая таинственные узоры на асфальте. И вдруг остановился.
— Дядькин, ты зачем оторвался от коллектива?
Далеко позади строя Дядькин сидел на корточках, внимательно что-то разглядывая на дороге.
Сквозь черный смолистый асфальт, сквозь камень и гравий, отчаянно пробив головой трещинку, вышел на свет солнца цветик, слабенький, лиловенький, и волна восторга, жалости и силы залила отзывчивое сердце Дядькина.
— Что, каждый раз тебе персональное приглашение, Дядькин?
Фиалковые глаза глядели моляще. Дядькину казалось, что стоит ему уйти, оставить пост, и кто-нибудь обязательно наступит сапогом и растопчет цветик, и он умрет.
— Тетенька Клава Ивановна, я посижу тут.
— С приветом! Еще
Она властно взяла Дядькина за руку и повела, и его встречали хором:
— Дядькин-Кудядькин!
Но вот Дядькин забрел в лопухи у забора, и в зеленоватом, призрачном свете, как на картинке в джунглях, жужжали, ползали рогатые жуки, пузатые бархатные шмели, божьи коровки с алыми кроткими рожицами.
— Дядькин, держи себя в границах!
Зеленый, волшебный, потусторонний мир накрыла оранжевая кофта, и жесткая, стремительная рука вытянула его из лопухов.
— Ты зачем, Дядькин, такой индивидуалист, ты все время стараешься уединиться. Что тебя влечет? И что это у тебя в руке?
Дядькин разжал кулак — на розовой ладони стоял на длинных ножках зеленый паучок, новенький, прекраснодушный.
— Кинь, немедленно кинь инфузорию!
Дядькин вздохнул и повесил паучка на былинку, и ему показалось, что тот весело помахал ему тонкой ножкой: «Прощай, Дядькин!»
НУЛЕВОЙ ЦИКЛ
На берегу моря, у песчаных дюн, длинный аккуратный ряд тапочек, а их хозяева — сорок или пятьдесят мальчиков и девочек — роются в песке.
Одни построили крепость с башнями и ведут огонь из пушек: «Бу! Бу! Трах-та-ра-рах!» Другие проложили в песке трассы улиц и бегом ведут по ним красные и синие автомобильчики, вовсю сигналя: «У-у-у!»
— Пароход отплывает! — кричит мальчик в бескозырке. — Я впереди. Ту-ту-ту!
— Посади зайку, — просит девочка.
— «Ракета» отплывает. Ту-ту-ту!
— А где искры? — замечает мальчик в пилотке с двумя скрещенными молниями. — Где же искры?
А между ними суетится толстая тетя в шароварах и сиреневом бюстгальтере.
— Где зеленый совочек? Зеленый где? Сколько было совочков? А ну, соберите и учтите совочки.
Но никто ее не слушает.
Кто изображает барабанщика: «Тра-та-та! Тра-та-та!» — кто продавца мороженого: «Кому эскимо, кому клубничное, крем-брюле!»
— Гляди, глазища! — вопит мальчишка, показывая стрекозу.
— А я что имею? — девочка раскрывает зажатого в руке головастика.
— У, вы, мелюзга. Я черепаху поймал! — Из-под панциря глядят мудрые столетние глаза.
Какой крик, гомон, захлебывающийся разговор. Какой запал энергии, любопытства, фантазии, — его хватит на всю долгую жизнь.
Это их нулевой цикл.
ПИГМАЛИОН
Однажды летним утром два мальчика стали из мокрого морского песка лепить зверей. Они работали весь длинный июльский день, и к вечеру на берегу был уже целый зверинец.