Волшебный компас Колумба. Неизвестный шедевр Рембрандта
Шрифт:
– И что это значит? – разочарованно протянула Тоня. – Что это за четверо? И что за морской конь?
– Что это значит… – Павел Арнольдович напряженно думал, потирая пальцами переносицу. – Не такой простой вопрос… Ну, морской конь – это, скорее всего, корабль… Да, я думаю, это корабль…
– И кто же те четверо, без которых он не выйдет из стойла? Дайте, попробую сама догадаться. Капитан, штурман, рулевой и матрос? Я правильно догадалась?
– Не думаю. – Старик покачал головой. – На маленьких средневековых кораблях капитан обычно сам был и штурманом, иногда же сам и стоял за штурвалом. А матросов на парусных судах всегда было довольно много… Нет, здесь что-то другое…
– Может быть, это имена четырех ветров? – предположила Тоня. – Вот без ветра парусный корабль не двинется с места, и ветров как раз четыре: северный, южный, западный и восточный!
– А ведь знаете, Тоня, вы совершенно правы! Вот что значит – молодая голова!
– А какие же у них имена… – задумалась девушка. – Я помню, что есть Борей и Зефир, а вот еще два других – забыла…
– В греческой мифологии их действительно так называли: суровый северный ветер – Борей, западный – Зефир, южный – Нот и восточный – Эвр…
– Зефир… Это как кондитерское изделие вроде пастилы! Обожаю бело-розовый зефир!
– Верно, это кондитерское изделие и названо в честь западного ветра – в Греции он считался самым приятным и ласковым. Да только я думаю, что наша шкатулка не имеет никакого отношения к Греции. Надпись на ней – персидская, значит, и имена ветров нужно искать где-то на Востоке, поближе к Персии, то есть современному Ирану…
– Ну, уж персидские названия ветров я точно не знаю, – пригорюнилась Антонина.
– Персидские и я не знаю, – признался Павел Арнольдович. – Но персы широко пользовались арабским языком, и арабские названия ветров у них тоже были в ходу.
– Что, у арабов, как и у греков, ветры имели собственные имена?
– Да, только у греков за каждый ветер отвечало отдельное божество, а у арабов – злой дух, джинн или дэв. Но у этих джиннов тоже были собственные имена.
– И вы их знаете? – недоверчиво осведомилась Антонина.
– Да, дайте-ка припомнить… Ирифи, Калема… Еще, если я не ошибаюсь, Каскици и Хабибаи. Были и еще какие-то, но эти четыре – самые главные.
– И как теперь нам использовать эти имена? Как открыть шкатулку?
– Хороший вопрос… – Павел Арнольдович снова стал поворачивать шкатулку, внимательно разглядывать ее с разных сторон и при разном освещении.
– Ирифи, Калема… – бормотал он. – Не знаю, как применить эти имена…
Еще немного повозившись со шкатулкой, он решил подойти с другой стороны: выписал на листке бумаги имена четырех джиннов, властителей ветра, арабскими буквами и в русской транскрипции, и принялся так и этак поворачивать их.
В это время в дверь кто-то постучал, затем она открылась, появилось озабоченное женское лицо.
– Павел Арнольдович, – проговорила женщина. – Вот вы где! А я вас по всему музею ищу! Вас просил зайти директор. Он пораньше пришел, потому что к десяти его в Смольный вызывают, какое-то там важное совещание по культуре…
– Ах да! – спохватился старый преподаватель. – Мы с ним с утра хотели поговорить о новых экспонатах… Тонечка, извините, я должен вас покинуть!
С этими словами он вышел из комнаты.
Тоня проводила его взглядом и снова взяла в руки шкатулку.
Как же подступиться к ней? Как открыть эту злополучную шкатулку? Ну, уж если это не сумел сделать Павел Арнольдович – у нее это и подавно не получится!
Рядом со шкатулкой лежал листок, на котором старик выписал арабские имена ветров. Антонина машинально подняла этот листок и положила в карман.
– Следуйте за мной, дон Кристобаль! – Слуга-кастилец, сухой и величественный, как гранд, провел Кристофоро по длинному полутемному коридору, распахнул перед ним двери и впустил его в просторный кабинет. Кристофоро быстро огляделся.
На длинном столе резного дуба были разложены свитки и рукописи, старинные мавританские карты и листы пергамента с замысловатыми рисунками. Среди этого развала стояли два массивных серебряных канделябра. Возле огромного камина, в котором пылали крупные поленья, стояли три кресла.
Почему три? – спросил себя Кристофоро.
Тут дверь в глубине кабинета беззвучно открылась, и в него вошли двое.
Одного из них Кристофоро узнал – ему уже довелось видеть этого грузного, пожилого человека с темными внимательными глазами и маленькой бородкой, не идущей к его широкому одутловатому лицу. Правда, прежде Кристофоро видел его только издалека, но все равно узнал бы где угодно. Это был герцог Медина Сидония, один из первых грандов испанского королевства, богатейший магнат Испании и крайне влиятельный при дворе человек.
Второй… вернее, вторая, была невысокая дама в глухом черном платье, с плотной вуалью, закрывающей лицо от посторонних взглядов. По тому, как почтительно обращался герцог к своей спутнице, по тому, как он подвел ее к одному из кресел, как бережно усадил в него, прежде чем сел сам, Кристофоро заключил, что дама эта – лицо чрезвычайно высокопоставленное, возможно даже… но додумать эту мысль генуэзец не посмел.
– Донна Хуана, – проговорил герцог почтительно, – позвольте представить вам моего нового знакомого. Дон Кристобаль Колон, мореплаватель и картограф из Генуи. Я говорил вам о нем и о его смелых планах.
– Благодарю вас, мой друг, – ответила дама низким приятным голосом. – Если вы не возражаете, я посижу тут и послушаю.
– К вашим услугам! – Герцог повернулся к итальянцу и продолжил более сдержанным тоном:
– Дон Кристобаль, при нашем разговоре будет присутствовать донна Хуана, дама в высшей степени благородная и достойная. Прошу вас, расскажите ей то, что говорили моему секретарю.
– Благодарю вас, ваша светлость, за то, что уделили мне время! – Кристофоро низко поклонился и подошел ближе к герцогу. Он хотел было сесть в третье кресло, но перехватил строгий взгляд герцога и остался стоять. – Итак, позвольте начать. Вы знаете, ваша светлость, что богатства Индии несметны. Золото и драгоценные камни – смарагды, яхонты, сапфиры там не дороже простых камней. Я уж не говорю о пряностях, которые собирают там запросто, как у нас ячмень или пшеницу…