Воля дороже свободы
Шрифт:
Петер пригладил вихор на голове.
– Ну… да, – сказал он медленно и будто бы с трудом. – Только у меня всего один раз получилось. В тот момент, когда пришли бандиты. Я очень испугался. И очутился здесь. В вашем городе.
Ада покивала, задумчиво глядя на Петера.
– Удивительно, – проговорила она. – Бывают же совпадения.
– Что вы имеете в виду? – спросил Петер.
Ада плотнее запахнула шаль: блеснул и вновь скрылся под шерстяной вязью кулон на серебряной цепочке.
– Не поверишь, –
И указала на Ката – не пальцем, а всей открытой ладонью, широко поведя рукой. Так приказчики в лавках показывают дорогие товары.
Петер вытаращил глаза и восторженно охнул:
– Вот это да! Правда? Наверное, всю вселенную обошли! Столько всего повидали!
Кат пожал плечами.
– Он не слишком разговорчивый, – усмехнулась Ада. – Но да, он много где бывал. И много чего видел.
Петер тоже чуть-чуть посмеялся – из вежливости. И вдруг сказал:
– Сударь Демьян, помогите мне, пожалуйста.
Кату на миг подумалось, что мальчик догадался, зачем его привели сюда, и просит избавить от того, что должно вот-вот случиться. Но Петер продолжал:
– Мне надо вернуться домой. Очень надо. Я тогда чуть не умер, когда сбежал от бандитов. Помню, они ворвались в спальню, я перепугался, и – раз! – провалился куда-то, как в пропасть. Очутился посреди какой-то холодной пустыни. Кругом – песок, дюны, над головой – звёзды. Ночь. Я побрёл куда глаза глядят. А затем…
Он замолчал, переводя дух. Кат встретился с ним взглядом. Брови у мальчишки были светлые, почти незаметные. Нос курносый. И немного веснушек по щекам.
– А затем ты почуял, что можно выбраться, – сказал Кат. – Так? Закрыл глаза, а открыл уже здесь, в Китеже. Верно?
Петер кивнул несколько раз.
– Да, – сказал он. – Закрыл, открыл – и уже здесь. Только я не знаю, как так вышло. Как я сумел. Не знаю, как вернуться. И боюсь туда идти опять. В эту пустыню.
Ада слушала его, подперев голову ладонью.
Кат хмыкнул.
– Правильно боишься, – сказал он. – Это не обычная пустыня. Это называется Разрыв. Такое особое место, вроде изнанки мира. Говорят, туда попадают покойники после смерти. Насчет покойников не знаю…
Ада вдруг тяжело вздохнула.
– Насчет покойников не знаю, – повторил Кат, – а вот живых Разрыв не жалует. Тебе повезло, что выкарабкался…
Он осёкся. «Повезло. Вот опять это слово. Сказанул так сказанул».
– И соваться обратно не стоит, – закончил он. – Скорей всего, там и останешься.
Петер поджал губы.
– Чтобы ходить по мирам через Разрыв, нужно сперва долго учиться, – вяло проговорила Ада. – Нужен наставник. Опытный мироходец. А когда научишься, потребуются якоря. Не те, что на кораблях, а такие специальные предметы, чтобы с их помощью попадать, куда хочешь. На другой свет.
Петер снова кивнул.
– Я знаю, сударыня, – сказал он. – Много читал про мироходцев. И вот поэтому хочу попросить…
– Нет, – сказал Кат.
Петер съёжился. Табуретка под ним жалобно скрипнула.
– Мне очень нужно домой, – сказал он тихо.
Ада зябко повела плечами.
– Давай-ка спать, – предложила она. – Утро вечера мудренее, слыхал такое?
Петер криво улыбнулся.
– У нас говорят: «Ночь – мать советов».
– Красиво, – оценила Ада. – Что ж, на том и порешим. Дёма, не запрёшь ли дверь?
Кат сунул руки в карманы плаща, перебирая скопившуюся там мелочь: монетки, спички, нож, ключи от особняка Ады, ключи от собственного дома. «Убедилась, что опасности нет, – подумал он. – Пацан вообще с другого света... А ведь мог бы мне пригодиться. Вон как просится. Угораздило же тебя подвернуться Киле, сопляк несчастный».
– Дёма! – сказала Ада громко, так, что Петер вздрогнул.
Кат не двинулся с места.
– Я могу сходить... – начал Петер неуверенно.
– Сиди! – бросила Ада. – Демьян, ну чего ты ждёшь?
«Всё, – подумал Кат. – Пошло-поехало».
Ада выпрямилась на стуле. Руки вцепились в подол платья, чёрные ямы глаз нацелились на Ката. Она уже плохо владела лицом и голосом, и он знал, что это не пройдёт само по себе. Ада долго ждала, пока Петер насытится и напьётся; от голодных людей ей было куда меньше проку, потому-то она и терпела всё это время, изображала улыбки и смех, притворялась спокойной, радушной… Нормальной.
Теперь нужда в притворстве пропала.
Кату оставалось одно.
Уйти.
Уйти, оставить здесь этого вежливого белобрысого пацана в нищенском тряпье, с его дурацкой историей, дурацким, не вовремя открывшимся даром и дурацкими круглыми доверчивыми глазами. Дать Аде сделать то, что она делала всегда. Дождаться, пока всё закончится, и отволочь тело в подвал. Или, если пацан выживет – увести его прочь, дурного, стонущего, безмозглого.
А потом, наверное, выпить водки. Да что там – выпить. Нажраться, насвинячиться, чтобы вытравить из головы любые мысли.
До поры, пока она не проголодается снова.
Но сначала надо было просто уйти.
– Дёмка!! – взвизгнула Ада.
Петер, перепуганный, вскочил. Табуретка опрокинулась, он запнулся и повалился на спину. И очень вовремя: Ада уже тянула руку, худую, с мосластым локтем, со скрюченными пальцами – будто бы в попытке ухватить самый воздух, спёртый, пропахший снедью и свечным воском. Она налегла на стол, тот сдвинулся с мучительным скрипом. Блюдо грохнулось на пол и разлетелось фаянсовой шрапнелью. Подсвечник упал, две свечи тут же погасли, и только одна продолжала гореть: крошечный огонёк, синий от натуги, из последних сил держался за кончик фитиля.