Воля дороже свободы
Шрифт:
Ответа не было. Может, Петер не услышал, а может, не понял.
Кат убедился, что всё горит нормально, поднялся и отряхнул руки. С минуту он задумчиво стоял перед кухонным шкафом, взвешивая «за» и «против». Как всегда, в итоге победило «за», так что он решительно отворил дверцу шкафа и достал бутылку со стопкой. Подумал ещё, взял вторую стопку, протёр её рукавом и пошёл в гостиную, держа обе стопки в левой руке, а горлышко бутылки – в правой. Стекло леденило пальцы: бутылка была особенная. Кат раздобыл её на другом свете, там, где люди бережно относились
– Ну-ка, малец, давай… – начал он, но осёкся.
Петер спал, свернувшись на тахте клубком и подложив сложенные руки под голову. Лицо с закрытыми глазами хранило серьёзное выражение, светлые вихры свесились на лоб.
Кат поставил ненужную стопку на каминную полку, рядом с лампой. Камин он растапливать не собирался; тепло от печки вскоре должно было разойтись по всему дому. Идея сложить в гостиной камин когда-то пришла в голову Аде. Кат поддался на её уговоры и заплатил печникам немалые деньги. Система дымоходов получилась замысловатой, но, вроде бы, всё выгорало, как полагается, и в целом дела шли неплохо.
А потом выяснилось, что Ада не сможет здесь жить.
Кат уселся в кресло, скрипнувшее под весом его огромного тела. Налил стопку, подержал перед глазами, глядя сквозь неё на свет лампы. Затаил дыхание и опрокинул в рот ледяной ком водки. Холод в груди привычно сменился теплом, руки и ноги налились приятной тяжестью, а голова наоборот, стала легче. Это было хорошо. Похоже на чувство, какое испытываешь от глотка чужой пневмы.
Только в сто раз слабее.
Кат задрал рукав рубашки на левом запястье. Духомер – бледный камень в стальной оправе браслета – сиял, точно крошечная луна, сигнализируя о том, что в теле хозяина полно энергии.
«Зря я его, – снова подумал Кат о Чолике. – Ну да не беда. Месяц-другой меня здесь не будет, за это время Кила остынет. Потом и поговорим. Если вообще случится какое-нибудь «потом».
Он налил ещё стопку. Пробормотал:
– Не беда.
И немедленно выпил.
Теперь, когда Кат был слегка пьян и почти спокоен; когда в желудке плескалась водка, а в жилах было вдоволь пневмы; когда Ада спала, насытившись, у себя дома, а в доме Ката спал так удачно спасённый от Ады Петер; теперь, наконец, можно было подняться наверх, лечь в кровать и заснуть самому.
Но ноги гудели от ходьбы и перенесённых тяжестей, и им, ногам, вовсе не хотелось вставать. А голова, как это бывает после непростого дня, принялась прокручивать задом наперёд каждое событие – с вечера до утра. Прокрутился заново досадный случай с Чоликом, проплыли перед глазами заснеженные ночные улицы, возникло бледное заплаканное лицо Ады. Замаячила опухшая рожа безымянного стропальщика. Кат зашипел сквозь зубы, помотал головой. Стропальщик исчез. А вместо него вспомнился градоначальник Китежа Вадим Будигост. Толстый, коренастый, с бородой, с багровой складчатой шеей.
Тогда Кат вздохнул, и налил, и выпил, потому что не хотел сейчас думать про всё, что связывалось с градоначальником Будигостом. Но, конечно же, не думать про такое было невозможно. Водка тут не помогала ни разу. Даже наоборот.
…Это случилось два дня назад. Снегопад окутывал город белой мглой, от уличного мороза слипались на вдохе ноздри, а в ратуше, в главном кабинете, было натоплено до ошалелой жаркой духоты. И они сидели в этой духоте за столом, Кат и градоначальник, и надоедливо сипел над ухом роскошный надутый самовар.
«Ты нам нужен, – сказал Будигост, отодвигая блюдце с баранками. – Пришла беда. Настоящая беда. Хуже Основателя, хуже войны. И только ты можешь помочь. Наверное».
«Давайте по существу, – сказал Кат. – Я ведь не герой какой-нибудь, а просто курьер-мироходец. Какая беда-то?»
«Разрыв, – сказал градоначальник. – Ты ведь так его зовёшь? Пустыня по ту сторону реальности. Секретное место, дорога между мирами. Есть ведь такая штука, верно?»
«Ну, допустим», – сказал Кат и взял баранку.
Будигост тогда встал из-за стола и заходил по кабинету. Пару минут он ходил взад-вперёд молча, а потом заговорил.
«Эта пустыня, – сказал он, – больше не по ту сторону реальности. Она прорвалась сюда, к нам. И с каждым днём расползается шире».
«Что значит – прорвалась?» – спросил Кат, макая огрызок баранки в повидло.
«А вот то и значит! – сказал градоначальник сердито. Он подошёл к стене, где висела карта, и ткнул в неё пальцем. – Вот здесь! Здесь, где было хлебное поле и село Вершки! Нет больше ни поля, ни Вершков, ни корешков! А есть только пустыня! И вообще там такое творится, что человеку близко подходить не стоит».
«Вот как», – сказал озадаченный Кат.
«Да, вот так, – градоначальник утёр красное лицо красным платком, подсеменил обратно к столу и подлил из самовара себе в чашку кипятка. – Вот так. И эта штука растёт, Демьян. Две недели назад мне про неё впервые доложили. Тогда она была размером три версты в поперечнике. А сегодня говорят – она уже десять в длину и пятнадцать в ширину! Полтораста квадратных вёрст!»
«Ничего себе, – сказал Кат. – Этак она скоро…»
«Совершенно верно, – закивал Будигост. – Если пустыня будет расти такими темпами, то через месяц придётся эвакуировать Китеж. Максимум – через два месяца».
Кат сразу вспомнил про Аду, про её дом и про всё остальное. И ему стало нехорошо.
«Что можно с этим сделать? – спросил он. – Что я-то могу?»
«Ты мироходец, – сказал градоначальник. – Мы здесь не знаем, как быть. Но на каком-нибудь другом свете, возможно, знают. Может статься, в иных мирах такое уже победили».
Кат смотрел на него, на маленького толстого человечка с окладистой рыжей бородой и положенной по статусу длиннющей гривой волос. «Как можно победить Разрыв? – хотелось сказать. – Как можно победить солнце, или зиму, или ночь?» Но ничего этого он не сказал, потому что градоначальник – это, как ни крути, градоначальник. Даже если ты вот уже десять лет кряду таскаешь ему разные диковины с других планет.