Воля дороже свободы
Шрифт:
Кат изо всех сил напряг мускулы ног, чтобы остановиться. Результатом стала только судорога, прострелившая икры.
– Не выйдет, – бросил голос. – Контроль над скелетной мускулатурой ещё не идеальный, но уже вполне уверенный… Так, о чём я? А, точно. Потом я сошёл с ума.
– Да неужели? – пробормотал Кат.
– Что бы там ни болтал Юханссон, – голос дрогнул от ярости, – раньше мне рассудок не изменял. А вот когда я попал в твой организм, когнитивные функции пострадали. Опять-таки ввиду постоянного воздействия Петера. Сопляк не отходил ни
– Субъективно, говоришь… – начал было Кат и запнулся.
Тьма, что так часто виделась ему во сне. Страх, теснота, тяжесть. Он-то думал, это было воспоминание Бена – наглухо закрытая капсула, устройство, которое его искалечило и лишило разума. Но та удушливая темнота на самом деле была темнотой внутри головы Ката.
– Совершенно верно, – подтвердил голос. – Мои муки транслировались в твой сон.
– Ты вообще много чего транслировал, – Кат снова заработал мышцами, силясь хотя бы замедлить шаги. Совершенно бесполезно.
– Я неоднократно пытался перехватить управление, – согласился голос. – Не представляешь, как это было тяжело – прилагать усилия, чтобы тебя вразумить. На грани героизма…
– Ты всякую дичь нашёптывал, а я это считал своими мыслями, – перебил Кат. – Охеренный героизм, да.
– А что ещё оставалось? – возмутился голос. – Ты пытался сорвать мой эксперимент! Лучший из экспериментов! Самый смелый, самый, не спорю, рискованный. Но именно риск и делает его выдающимся. И он до сих пор под угрозой.
– Что ещё за эксперимент? – в ноги, и без того скованные чужой волей, ударила слабость. – Что за эксперимент, ты, сволочь полоумная?
Рука мгновенно одеревенела – будто отлежал во сне. В следующую секунду собственная ладонь залепила Кату размашистую затрещину.
– За языком следи, пневмосос, – посоветовал голос. – Яйца в кулаке раздавить заставлю.
Кат промолчал. В ухе звенело от удара.
– Эксперимент – всё тот же, о котором тебе рассказывал Юханссон, – продолжал голос. – А именно: влияние стрессовых факторов на скорость социокультурных и биологических модификаций организмов. Доступно?
– Стрессовая эволюция, – кивнул Кат. – Я думал, с этим покончено на Батиме.
– На Батиме всё только началось! – возразил голос. – Идея построить связанные с Разрывом порталы была гениальной. Такой скачок адаптивных изменений! И всё – из-за одной аварии.
– Из-за катастрофы, – поправил Кат. – Авария с человеческими жертвами называется катастрофой.
– Жертвы – это статистически необходимая отбраковка, – сказал голос. – Наверное, нелегко такое принять твоим муравьиным умишком. Но любая жертва – плата за открывающиеся возможности. Даже мне трудно представить, как преобразится человечество на всех планетах, когда их ассимилирует Разрыв. Это будет беспрецедентная победа исследовательской
– Жертва – это совсем другое, – покачал головой Кат. – Мне отец говорил.
– Маркел не твой отец, – усмехнулся голос. – И я отлично знаю, что он говорил. Всё твоё убогое, поверхностное мышление – у меня на виду. Маркел, очевидно, пытался навязать тебе комплекс ложных ценностей, чтобы сделать более управляемым. Не могу его в этом винить. Ты явно был трудным подростком.
– Я и сейчас не подарок, – согласился Кат. – Так ты, стало быть, ждёшь, что мы все эволюционируем, пока будем живьём поджариваться в пустыне?
– Не все, конечно, – парировал голос. – Как уже сказано, существует неизбежный процент отбраковки. Избирательная гибель наименее приспособленных к среде особей. Но при такой масштабной выборке успех просто предопределён. Задействована целая Вселенная! Люди смогут адаптироваться. Как ящеры, которые превратились в теплокровных птиц. Ну, строго говоря, сами ящеры при этом вымерли... Зато те, кто сумели приспособиться, унаследовали мир и обрели крылья.
Кат поскрёб обросшую щетиной шею.
– Ясно, – сказал он. – Понятно. Осталось выяснить, куда ты меня ведёшь.
– Нужно нагнать детей, – объяснил голос. – Вероятность, что у них получится задействовать устройство, довольно низкая. Но не нулевая. Аномальная среда вызвала изменения в организме девочки, её энергетические структуры дали любопытный ответ. В результате тело вырабатывает пневму в огромных масштабах. Как у бога. Только бесконтрольно. И, разумеется, недолго. Ресурсы у неё далеко не божественные.
В голове всплыло воспоминание: остров-тюрьма, крики чаек, блеск силового купола. Джон Репейник достаёт из кармана рубашки зарядный кристалл с прикрученными проводками. Сжимает самодельную зажигалку между указательным и большим пальцами – и кристалл вспыхивает слепящим огнём.
– Она сможет зарядить бомбу? – спросил Кат.
– Не исключено, – отозвался голос. – Поэтому всё это надо прекратить как можно скорее. О! Кажется, сейчас...
Неожиданно для себя Кат понёсся вперёд – нелепо раскачивая корпусом, болтая руками и подскакивая.
– Получилось, – голос звучал удовлетворённо. – Бег – штука сложная. Однако, пока мы болтали, я со всем разобрался. Теперь береги дыхание. Надо обогнуть вон ту группу деревьев.
– Что ты… собрался… делать? – Кат выплёвывал слова с каждым выдохом.
– Мне нельзя приближаться к сопляку, – сказал голос. – Хорошо, что есть пистолет. Необходимо будет подобраться на дистанцию выстрела и открыть огонь. Главное – успеть прежде, чем устройство достигнет оазиса. Кстати, это мой собственный термин для обозначения геоценозов Разрыва.
Времени совсем не оставалось. Кат понимал, что Петер не мог уйти далеко, толкая перед собой тяжеленную бомбу, да ещё с Ирмой в придачу. Они наверняка совсем рядом, просто их скрывает от глаз роща. Которая вот-вот останется позади. Кажется, даже следы от колёс на траве виднеются…