Волжская метель
Шрифт:
– Ну.поели, потолковали, и будет! Слышь, Степан, перед сдачей коней монастырю надо им роздых дать, чтобы в тело вошли. А сам я давненько по волкам собирался. Ружье с собой, в санках лежит... Приманку найдешь? И картечи заряда на четыре?
– Картечи вдосталь, и обертка для приманки давно под телят кинута. Поросенок есть голосистый. Хоть сейчас поезжай.
– Слыхал я летом от старца Савватия, будто у его скита знаменитые волчьи места. Самому-то там бывать не случалось.
– К нам волк только на промысел зимой подается, - вставил дед Павел. А логовища у него за Козлихинским болотом.
– Коли мест не знаешь - в болото и угодишь!
– Макара поразило злобно-насмешливое выражение Марфиного лица.
– Заедешь в Козлихинское болото не знамши - и целительница скитская не спасет!
– Какая целительнища?
– простодушно удивился Сашка.
– Будто не слышал?
– Марфа отвела взор. Стала прибирать со стола, безжалостно гремя посудой.
– Чего мало пили-ели?
– Чай, не последний день живем, - сказал Сашка.
– Нынче устал с дороги. В донышки и завтра поколотим! Идем-ка, Макар, к деду на печь. Неделя, как в тепле домашнем не ложился...
Дед тихонько свистел носом. Клонило в сон и усталого Макара. Мальчик прислушивался, как расходится на дворе ветер. Он по-волчьи выл в печной трубе, но дома слушать этот вой не страшно... Вдруг Макар ощутил толчок под бок и открыл глаза. Сашка держал палец у рта.
– Тсс!
– уловил Макар его шепот.
– Ни слова не болтай, парень, про летчика Шанина. А завтра попросись со мною на охоту...
Никогда Макар не ездил по такому лесу. Здесь было красивее и торжественнее, чем в кафедральном соборе. Могучие кроны сосен смыкались чуть не в облаках, образуя в вышине почти сплошной свод, подпертый бронзовыми колоннами стволов. Снежные карнизы со всех сторон окаймляли свод, нависали над тропой. Дремучий бор был недвижим и тих. Снежные хлопья бесшумно опускались на хвою, покрывали словно накидкой плечи седоков, таяли на крупе коня.
От Волги они отдалились десятка на два верст, объехали Козлиху, пересекли две лощины и вновь начали спускаться к низине - гиблой Козлихинскои пустоши.
Давно заметил Сашка еще один след: санки на широких полозьях, натертых воском. От Макара Сашка знал, что в ночь выехал сюда посланец отца Николая. Авось на его след и напали, по нему бы и добраться до тайного скита... А там? Неужто откажется Тоня хоть словом перемолвиться?
Макар во все глаза глядит на лесные дива, но и обязанности своей не забывает: на его попечении поросенок. Мальчик пригрел его под тулупом, чтобы раньше времени не завизжал и не захрюкал.
– - Не замерз, друг-охотничек? Присматривай место для привала!
Нашли огромный вывороченный корень палой сосны. Когда на корнях заиграл огонь костра, Макар рассказал Сашке о своих невзгодах. Теперь один бог знает, что придется испытать среди зуровцев-партизан, что прячутся здесь, близ скитов лесных.
– Близ скитов?
– удивился Сашка.
– А почему чекисты за тобою гоняются? Лет-то тебе сколько?
– Я в корпусе на офицера учился. Четыре года. Потом имение зуровское на меня записано. А лет мне четырнадцать.
– Да, брат, для чекистов ты самый страшный зверь. Только поймать тебя - и всей заварухе с белыми конец!..
– рассмеялся Сашка.
После роздыха добрались до болота Поредел лес, потянулся мелкий березняк, осинник, ельник. Из-под сугробов торчали метелки камыша и куги.
Лошадь вдруг провалилась передними ногами, рванулась и чуть не опрокинула сани. Кое-как Сашка помог ей выбраться из мочажины задом.
– Легко, брат, отделались, даже валенки почти сухие! Верно говорят: не зная броду, не суйся в воду! Думал, с налета до Савватия доберемся. Небось и он меня в поминовение записал?
– говорил Сашка.
– Поминали вместе с Антониной. Кто знал, что ты живой?
– Ты-то знал! Да услали тебя сразу, понимаю... Что ж, пора охоту начинать. Теперь сам берись за вожжи и поросенка слегка пощипывай, а я в задке лежать буду с ружьем.
...На малоезженую дорогу от деревни Козлихи к сельцу Заречью, что уже верстах в пяти от Волги, охотники выбрались, когда дневные тени смягчились и поголубели.
Сашка, не останавливая лошади, достал из-под сена приманку. Теперь за санями, саженях в двенадцати, тянулся на бечеве и подпрыгивал на ухабах темный сверток.
– А что там?
– шепотом спросил Макар.
– Теплый навоз. Завернут в старую овчину, мехом наружу, сшит сыромятным ремешком. Под телком лежал. В санях поросенок повизгивает. Волк подкрадывается, слышит визг, видит - по дороге что-то за санками пурхается. Из кустов и кидается, только тут уж бей - не зевай! Волк хитрущий, обман распознает быстро. Другой раз не воротится... Ну, брат, конец разговорам!
Сани однообразно поскрипывали. Сашка всматривался в наступающий мрак Под кустами и деревьями уже расплывалась зимняя мгла. Только темные вершины леса еще отделялись от синего неба. Снегопад прекратился, ночь рядила звездами лесную хвою.
Поросенок орал все неистовей. И вдруг далеко сзади, за кустами,.будто шевельнулась еле приметная тень. Курки взведены. Сашка готовится. А может, почудилось, помстилось?
Нет, это он, серый барин. Чуть заметный хруст слева - тень промелькнула ближе. Голодному хищнику не терпится ухватить зубами прыгающую за санками добычу. Он смелеет. Вот уж перескочил через дорогу и пробирается в кустах справа. Ждет, пока сани завернут за снежный субой на дороге. Хитер!
Охотник разгадал маневр хищника и чуть привстал в санях. Тут же зверь молнией ринулся из кустов на приманку. Лошадь захрапела, дернулась, сани ушли в снег.
Два длинных снопа красных искр почти разом полыхнули из обоих стволов. Сдвоенный удар над ухом почта оглушил Макара. Но он сразу разобрал, когда Сашка, выскочив из саней, заорал:
– Есть! Есть! Есть!
С кинжалом в руке Сашка наклонялся над чем-то большим, темным и неподвижным...
– С полем тебя, друг-охотничек!
Пока Сашка во дворе "Лихого привета" свежевал волка, Макар уснул на лавке прямо у стола. Проснулся от шума голосов. Сашка, снявши казакин, в шитой рубахе сидел в красном углу против хозяйки. Артамон, Степан и дед Павел кончали ужин. В двух бутылках оставалось самогону только что на донышках. Тарелки с холодцом и солеными грибами, до которых вчера не дошла очередь, нынче быстро опустели. Посреди стола, почти нетронутая, стыла большая миска щей: мужчины насытились холодным, а Марфа и куска не взяла в рот за весь вечер.