Волжское затмение
Шрифт:
– К-кому?! – отшатнулась Даша и закашлялась.
– Мне. Я наблюдаю с этой минуты за каждым вашим шагом. Я вижу и слышу всё. Вам ясно? – и две холодящие металлические искорки снова в упор уставились на неё.
Даша кивнула и зажмурилась.
– Прощайте, – услышала она и, когда открыла глаза, поняла, что стоит в заброшенном подъезде одна. И тут хлынули слёзы. Обильные, крупные, неудержимые. Не в силах справиться с ними, Даша уткнулась лицом в ладони, прислонилась к стене, сползла на корточки, сотрясаясь всхлипами. Она одна, одна, совсем одна лицом к лицу с какими-то страшными
Слёзы унялись. Даша наскоро утёрлась рукавом кофты, надвинула поглубже шляпку и выбежала через двор на Пошехонскую. Усталости и панической слабости как не бывало. Только бы скорей отделаться от этого гадкого поручения страшного незнакомца. Даша успела вскочить в уже отходящий трамвай на Сенной и через четверть часа уже шагала по Пробойной улице.
– К господину Погодину, в тринадцатый… – слабым, совсем детским голосом пролепетала она у стойки дежурной. Та подняла глаза от вязания, безразлично оглядела девушку и кивнула.
Тринадцатый номер был на первом этаже, в середине длинного темного коридора. Даша робко постучала.
– Открыто, – раздался громкий гулкий голос из глубины комнаты. – Входите!
Даша несмело толкнула дверь и переступила порожек. Перед ней стоял высокий сутуловатый человек лет сорока пяти с густой, каштановой, зачёсанной назад шевелюрой, давно не стриженой бородкой и такими же неухоженными, взъерошенными усами. Он, видимо, только что умылся, ворот белой рубашки был расстёгнут, лицо мокро блестело, на плече висело полотенце, а из крана умывальника жестяно капала вода.
– Здравствуйте. Слушаю вас, – миролюбиво проговорил постоялец, чуть склонив голову набок.
– Здравствуйте… Вы – господин Погодин Александр Алексеевич? – волнуясь, спросила Даша.
– Да. Чем могу служить? – на миг выпрямился он и тут же снова ссутулился. – Проходите. Присаживайтесь, – и придвинул ей скрипучий венский стул.
– Я к вам от Виктора Ивановича, – торопливо начала Даша, но запнулась, увидев, как нахмурились густые брови над выпуклыми карими глазами Погодина.
– Так-так. Дальше, – подбодрил он.
– Виктор Иванович велел кланяться вам. Он излечился от лёгкой простуды, которая так…его беспокоила. Теперь его здоровье вне опасности, – заученно, припоминая на ходу, протараторила Даша и облегчённо вздохнула.
– Гм… Излечился, значит? – Погодин задумчиво провёл ладонью по усам и бороде. – Ну-ну. Рад за него. Это всё?
– Всё. Я могу идти? – привстала Даша.
– Нет, барышня. Уж простите, чуть задержу. Чаю приказать?
– Нет-нет. Спасибо. Я спешу… – еле проговорила Даша, ожидая очередной неприятности.
– А каким же чудом вы познакомились? С Виктором Ивановичем? – с улыбкой спросил Погодин.
– Он не велел говорить. Извините. Не могу.
– Стращал? – смешливо прищурился Погодин. – Стращал,
– Дарья… Но я больше ничего не знаю! – почти выкрикнула она.
– Не волнуйтесь, Даша. Вижу, вы человек случайный. Но, надеюсь, Виктор Иванович всё вам доходчиво объяснил, и мне этого делать не придётся. И слава богу. Вот какое дело, Дашенька. По правилам вежливости я обязан ему ответить. И вам придётся передать ему мой ответ.
От одной мысли о новой встрече с чудовищным Виктором Ивановичем у Даши перевернулось всё в глазах.
– Нет! – отчаянно крикнула она. – Нет… – повторила, чуть успокоившись. – Как я найду его? Нет, я не смогу… Об этом мы не договаривались…
– Виктор Иванович предупреждал вас о возможных последствиях? – резко перебил Погодин. – Мне к этому добавить нечего. Вы уже не ребёнок, согласились сознательно, отдавая себе отчёт. Будьте сегодня в шесть вечера в сквере у Власьевской церкви. Виктор Иванович найдёт вас там. Скажете ему… Эй! Эй! Даша!
Это было последнее, что донеслось до бедной девушки. Очнулась она на кровати тринадцатого номера от резкого, режущего запаха нашатыря. Скинула с лица платок и увидела Погодина, который неспешно колдовал за столом над кожаной коробочкой походной аптечки.
– Очнулись? Слава богу, – одними глазами улыбнулся он. – Слабая вы, Даша. Недоедаете, наверно. Да что там, понимаю, – махнул он рукой, но вдруг нахмурился и построжал. – Тем не менее, освободить вас не могу. Так вот, Даша. Скажете Виктору Ивановичу, что родственники мои здоровы. Навещают иногда. Но скупердяи страшные. Привезли всего сорок пилюль сомнительного качества. Так что здоровье моё – не очень, но надеюсь на посылку из Калуги. Вот и всё.
– Вы тоже…болеете? – выдавила Даша.
Погодин неопределённо хмыкнул.
– У вас час в распоряжении. Подняться можете? Смелее. Вот так, – и, взяв её за руки, помог встать, чуть придержав за плечи. Даша вздрогнула и отстранилась от его руки.
Ни жива ни мертва прошла Даша Знаменские ворота и оказалась у Власьевской церкви. Время ещё было, но бродить бесцельно не оставалось больше сил, и она в изнеможении опустилась на скамейку в сквере. Недалеко справа желтело огромное, с полукруглыми колоннадами и в белых барельефах здание Волковского театра. Мимо него по мостовой лениво шаркали прохожие и неторопливо трусили извозчики. Позади Даши была трамвайная остановка, и лязгал подходящий вагон. Откуда и как появится этот жуткий человек? Эта мысль донимала и пугала Дашу всё сильнее. Очень не хотелось, чтобы он явился внезапно. Она испугается, начнёт теряться, забудет что-нибудь или перепутает… Да где же он наконец?! И, прикрыв глаза, девушка принялась твердить Погодинское сообщение. Боже, какая чушь! Сорок пилюль… Что это? Патроны? Или бомбы? Ох, нет, это можно сойти с ума. Даша-Дашенька, повезло ж тебе попасть в историю! Ужасно хотелось расплакаться. Но потом. После. Сейчас нельзя. Никак нельзя.
– Здравствуйте, барышня. Добрый вечерок, не правда ли? – раздался совсем рядом негромкий знакомый голос. Век бы его не слышать! Даша вздрогнула. Виктор Иванович сидел на скамейке рядом с ней. Всё тот же костюм-тройка. Та же шляпа на голове. Узкие поля над страшными, пронзительными глазами. Сидел он в вальяжной позе, откинувшись на спинку скамейки. Правая рука лежала поверх спинки недалеко от Дашиного плеча. Девушка хотела было обернуться к нему, но почувствовала на шее лёгкий, цепкий хват его холодных пальцев. И замерла, застыла в ужасе.