Вооружен и очень удачлив. Трилогия
Шрифт:
— Ты все это узнал по запаху? — не удержался Нилс, впервые ставший свидетелем работы нюхача.
— А как же иначе? — сверкнул глазами Хаспер, оскаливаясь и явно радуясь возможности похвастаться не таясь. — Слышал выражение «деньги не пахнут»? Врут, брат мой! Пахнут, да еще как! И страх пахнет, и любовь, и ложь, и предательство! А пуще всего пахнет магия. Даже трехдневный след источает сладковатую горечь, оседая во рту на нёбе… Знаешь, почему от полыняка шарахаются волки? Силы боятся. Поэтому же полыняк обожают ослабевшие до полной пустоты владеющие силой. Своим
— М-да, — вздохнул настоятель. — Выходит, не будь Михаил душевнобольным, мы бы распознали в нем коллегу сразу, а так… Иди к себе, Нилс. Поспи перед завтрашними поисками. Столкнешься в городе с Михаилом, все бросай и тащи недоумка в приют, как бы он ни сопротивлялся.
— Я? — вздрогнул Нилс. — А если он меня…
Хаспер, не удержавшись, рассмеялся, демонстрируя неприятно бледные десны. Нилс с неприязнью покосился на миниатюрное клеймо, выглядывающее из-под неопрятных волос на лбу нюхача.
— Вряд ли Михаил помнит что-то еще, кроме превращающего в дерево заклинания, — пожал плечами настоятель, равнодушно изучая потолок. — Чего застыл? Хочешь о чем-то спросить? Так спрашивай.
Нилс набрал полную грудь воздуха и решился:
— Святой отец, вы член мафиозной восьмерки?
— Я ее глава, — просто ответил приор без всякого позерства.
Это была не та простота, что хуже воровства. Это была та простота, что хуже убийства. Под бременем нового знания Нилс зашатался, а настоятель дружелюбно подхватил его под руку и пояснил:
— Если уж Господь дал способности, то грех ими не пользоваться. Ты не думай, мы не за всякую работу беремся. Опять же десятину на приют отсчитываем — это святое. Ребятишки талантливые, один к одному, донор и боец так вообще лучшие в Каперии. В некоторых вопросах наша группа даст фору даже столичному городскому магу. Хаспер вот только слабое звено.
— Я стараюсь! — оскорбился нюхач. — Хотите докажу?
Хаспер еще не успел развернуться, а Нилс уже почувствовал: доказывать будет за его счет. И не ошибся.
— Вчера после нашего разговора я сунул свой «длинный крючок» в твою келью и обнаружил… секретные сбережения! — мстительно начал нюхач, сверкая глазами.
— Какие сбережения? — попятился Нилс. — Да я не посмел бы даже…
— Битие в грудь оставь на потом! — развеселился настоятель. — Говорю же, у святого Паллы нет от меня секретов! Хаспер!
— Мой «длинный крючок» унюхал кое-что за иконой, — злорадно продолжил нюхач. — Отодвигаю ее — а там монеты. Пахнут неведомыми прошлыми грешками, врожденной хитростью, легким самодовольством, трудолюбием, более-менее искренней преданностью приюту. А также потрошками из «Обжорки», ромом, «Торским светлым». Далее запах двоится…
Нюхач сделал паузу, во время которой Нилс облился потом.
Чем ближе было возвращение домой, тем смелее он предавался мечтам. Причем аскетичными эти мечты нельзя было назвать даже с большой натяжкой. Сейчас этот проклятый нюхач-стукач с крючком вместо носа откроет свой рот и… прощайте обещанная лошадь, благодарность от города и родная
Хаспер внимательно уставился в красное лицо Нилса. Видимо, удовлетворившись ужасом своего обидчика, он вдруг вполне миролюбиво подмигнул ему и бодро продолжил:
— С одной стороны попахивает намерением вернуться домой, жениться на полной беловолосой женщине и завести пяток ребятишек. С другой… — Хаспер подмигнул еще раз, — ему противоречит желание непременно прославиться, заслужив иконописное изображение собственного лика с пятью цир-тонурами на голове и строку в святцах: святитель Нилс Торский, раскаявшийся грешник, покровитель экономных и бережливых.
Нилс замер. Грустно проводил застывшим взглядом Хаспера, который лукаво сверкнул ему глазами, поклонился настоятелю и ушел к себе.
— Значит, святитель Нилс Торский? — ласково осведомился настоятель. — Пять цир-тонур и нимб вокруг благостного лица? И одновременно супруг белокурой толстухи? Недурственное сочетание. Пятеро детишек, вероятно, родятся от святого духа. Ты случайно не страдаешь раздвоением личности, сын мой? Если нет, то пора бы и определиться.
Неожиданно для себя Нилс почувствовал, как страх и слабость отступают. Ведра с бетоном в разговоре пока не фигурировали, самые сокровенные мысли его были преданы огласке, других секретов он не имел, и терять ему было уже нечего. Оттолкнувшись от дна собственного унижения, Нилс стремительно понесся вверх, по пути обретая прежнюю уверенность в себе.
— Какого лешего? — коротко рыкнул он. — Пан приор, ваш нюхач просто-напросто врет! Сами говорите, он не особый специалист! Мало ли что брякнет — не верить же всему подряд. Мне бы только домой попасть. А там уж…
— Развернешь просветительскую деятельность, — любезно подсказал настоятель. — С белокурыми толстушками. Нехорошо, сын мой. Чем же тебе темноволосые худышки не угодили?
— Опять насмешничаете? — Нилс задрал голову к потолку кельи и укоризненно обратился к грубо намалеванному лику — За что мне такое наказание, Господи? Какая нечистая сила дернула меня год назад залезть именно в эту повозку?
Хрупкий кусочек побелки мягко спланировал с потолка на лицо Нилса.
— Думаю, Господь таким образом сообщает, что год назад выбор у тебя был невелик, сын мой, — с плохо скрытой издевкой сказал настоятель. — Насколько я помню доклад своих подчиненных, в момент твоего забега по Крабской дороге, кроме нашей повозки ехал только катафалк. Но он, по очевидным причинам, не устроил тебя чересчур медленной скоростью. Вероятно, насчет монет за иконой в твоей келье Хаспер тоже ошибся?
— На сто процентов! — сухо отчеканил Нилс. — Не мое это, и чужого мне не надо, наверняка от предыдущего бедолаги осталось! Отслужившим по контракту при церкви ведь от города положено полпаунда в дорогу? Вот ими и обойдусь. Так я пошел?