Вопреки судьбе
Шрифт:
Ну мне-то что с этого, мысленно твердила она. Бороться с этим человеком она не собирается. Можно только к образам короля и кардинала добавить, что они отлично фехтуют. Любопытно, конечно, но тоже бесполезно для нее, с королем или Ришелье ей тоже не сражаться на дуэли.
– Я признательна вам, граф, - с улыбкой произнесла Лиза, - что вы взяли на себя труд оповестить меня о том, отчего его величество внял моей просьбе. Это весьма любезно с вашей стороны.
– Не надейтесь, я не уйду, - покачал головой д’Орбье, смакуя вино. – Я еще не допил бокал
– И не договорили, зачем пришли, - усмехнулась девушка.
Правда, усмешка вышла немного грустной, была надежда, что гость все же не просто поймет ее намек, но и последует ему.
– И не договорил, - согласился граф.
– Тогда, быть может, перейдете к делу?
– Раз вы настаиваете, - обольстительно улыбнулся гость.
На эту улыбку нельзя было не ответить, Лиза улыбнулась ему, сердечно и искренне. Она подозревала, что граф играет с ней, понимала, что поддается… но не могла иначе. Гость, дьявольски красивый и столь же опасный, манил к себе.
Д’Орбье махнул рукой служанке, показывая, чтобы та отошла к дверям и не слушала господские разговоры. Сам же, будто собираясь доверить страшную тайну, сел ближе к девушке, наклоняясь к ее ушку.
– Собрав все то, что мне известно о вас, я понял, что вы не опасны. Но очень любопытны для меня…
Говорил он тихо, отчего голос его обрел странную интимную бархатистость.
Лиза сжала руки. Что за глупости?! В каком дешевом романе она это вычитала? Что сейчас выискивает странные интонации в голосе. Бархатистой бывает поверхность ткани. Ну поверхность чего-то еще. Пусть кожи. Голос таким быть не может! Голос бывает громким или тихим, чарующим или каркающим…
– Вы необыкновенная девушка, мадемуазель Луиза, - продолжал говорить этот голос. Уж точно не громкий и не каркающий.
– Вы ошибаетесь, граф, - пробормотала Лиза, чувствуя, что вновь краснеет. Но теперь уже от комплиментов. – Я самая обычная…
– О нет, сударыня, я готов с вами спорить! Вы необыкновенно умны. И необыкновенно добры. Во всяком случае к друзьям!
Левая рука графа крутила наполовину пустой бокал. Правая же ладонь ненавязчиво легла на руку девушки.
– И, поверьте, я бы хотел быть вашим другом, - мягко продолжал он.
– Чтобы я была с вами добра? – натянуто рассмеялась Лиза.
– Разумеется!
Интересно, что ему нужно, размышляла девушка. Сначала он дал ей понять, что следил за ней и многое о ней знает. И хоть и был любезен, явного интереса не проявлял. А теперь вдруг…
Хотя, почему вдруг? Вчера на балу он тоже крутился возле нее. Может быть, он и в самом деле заинтересовался? Просто начало интереса было положено тогда, когда он во имя службы королю приставил к ней соглядатаев?
И если это так, может быть, следует ответить ему взаимностью? Он красив, умен… Да, опасен. Но для врагов, а не друзей. И, может быть, он прав. Может, не только ему хочется быть ее другом, но и ей выгодно иметь его в друзьях? А после и не только в друзьях.
Надолго ли она тут? Вернется ли когда-нибудь? Лиза забывала об этих вопросах, увлеченная знакомой с детства историей, оживавшей у нее на глазах. Но когда наступало затишье, эти вопросы возвращались. Как сейчас.
И сейчас девушке подумалось о том, что ей и вправду следовало бы подыскать себе возможного спутника жизни. Не надеяться же ей на Атоса.
При мысли о последнем сердце застучало сильнее. И девушка готова была предаться мечтаниям, забывая о том, с кем разговаривала в действительности.
Лиза и не догадывалась, что ее собеседник забавляется. Она верно угадала, на его счету было немало женщин. Дворянки или служанки, необычайно умные или столь же глупые – они все были для него лишь необходимы, чтобы что-то узнать.
Эта девушка, довольно высокая, худенькая, с непривычными чертами лица, стремящимися к округлой, а не острой линии, несомненно была привлекательна. Но привлекательна своим непривычным видом, славянскими чертами. Ни фигура, ни русые волосы взора не притягивали. Как не привлекала графа абсолютная неопытность Луизы, отчетливо читавшаяся в ее голубых глазах. Они распахивались от испуга, прищуривались, когда девушка думала, что задает коварный вопрос… Иными словами, собеседница была слишком наивна во всем – и в политике, и в жизни.
Непонятно, откуда взялась эта наивность в ее годы. Перешагнув двадцать лет, молодые люди иначе смотрят на жизнь. И пусть выглядела она младше, но в каких условиях она жила, что смотрит на жизнь таким взором – девочки?
Нет ничего скучнее, чем играть с неопытным игроком. И потому Луиза не привлекала графа ни как дама, ни как интриганка. Д’Орбье играл с ней не как с противником, он скорее забавлялся, как с маленьким ребенком. Ощущая себя почти всемогущим, с легкостью угадывал все то, что творилось в душе девушки с каждым его словом.
– Вы поделитесь со мной? – почти прошептал он ей на ушко, умышленно заставляя накрученный локон волос колыхнуться от своего дыхания.
– Поделюсь чем?
– Всем тем, что вы знаете.
Граф резко отстранился, садясь ровно. Он улыбался, но уже спокойно и чуточку насмешливо, а не фривольно.
– Знаю о чем? – пролепетала Лиза, холодея от страха.
Как легко ее обмануть и заманить в ловушку! И это при том, что она чувствовала опасность, понимала ее!
– О господах мушкетерах. Об истории с подвесками. Но, главное, о короле и королеве, - пояснил д’Орбье.
– Я сообщила все, что знала, его величеству, - Лиза постаралась говорить спокойно, равнодушно и твердо.
– Уверен, что нет.
– И у вас есть доказательства?
– Да.
Это холодное «да» было страшнее, чем все доводы. Лучше бы он принялся ей доказывать, приводить аргументы…
– Тогда, может быть, вы сами знаете все лучше меня, - попыталась пошутить Лиза. – Я даже уверена, что лучше!..
– Не знаю, - д’Орбье, кажется, полностью сосредоточился на печенье и вине, подлил себе еще. – Но могу угадать.