Вопрос любви
Шрифт:
— Боже, пять минут седьмого, — сипло произнес Том. Он потянулся к радио. — Ой, моя шея!
— Подача электричества восстановлена. Отключение произошло из-за сбоя на подстанции Хёрста, которая находится в Кенте, неподалеку от Бексли. Неисправность была устранена спустя шесть с половиной часов…
Мы услышали, как за окном припарковался какой-то фургон. Том поднялся и выглянул в окно.
— Это Эрни. Он сказал, что приедет к семи. — Мы услышали, как открылась дверь фургона, затем захлопнулась, а потом — мужские голоса. Я выглянула в окно — внизу стояли трое маляров
— Доброе утро, — поздоровался один из маляров, когда я спустилась по лестнице. В одной руке у него была большая банка с краской, а в другой — складная лестница.
— Доброе утро… Я пойду.
— Спасибо за помощь, — сказал Том. Он обнял меня и ненадолго прижал к себе. — Я позвоню.
Я отправилась домой, морщась от яркого солнечного света, когда брела вдоль пустых улиц, — а придя домой, забралась в постель и уснула.
Проснулась я ближе к полудню, тело по-прежнему ныло, и я погрузилась в горячую ванну, положив на лицо фланель, думая о том разговоре, который был несколько часов назад.
«Это как рана в сердце…»
«Она причинила мне страдания».
«Это у нее была "coup de foudre"».
«Ты действительно считаешь?..»
«…бросить своего ребенка?..»
«Я думал, на меня распространяется презумпция невиновности…»
Да, я должна была сомневаться в его виновности. А вместо этого я три года провела в убеждении, что Том способен совершить такой гадкий поступок. Если бы я усомнилась — как бы все обернулось тогда, подумала я…
Сквозь приоткрытое оконце в ванной я слышала пронзительные сигналы машин и гудки велосипедистов. Майские демонстранты. Они заполонят улицы. Когда я оделась, запикал мой мобильный — оказалось, у меня пять пропущенных звонков: три от Люка, два от Фелисити. Я послушала автоответчик. Люк оставил три сообщения, Флисс — два. Вдруг телефон зазвонил. Это она.
— Где ты была? — с укоризной проговорила сестра.
— Ну… — Я слишком устала, чтобы объяснять. — На работе, — сказала я, и это была правда.
— А у меня тут просто ужас… Хью ушел с Оливией, так что не услышит. Когда я сцепилась с ним из-за писем, ему пришлось признаться, что он слишком сблизился с Шанталь.
— Между ними что-нибудь было?
— Нет, но, слава Богу, я увидела его письма именно сейчас, иначе было бы слишком поздно — это он сам так сказал. Это самые ужасные двадцать четыре часа — а в довершение ко всему еще и чертово электричество вырубилось! Я посмотрела в морозилку — у меня там было заморожено шестнадцать пинт грудного молока, и всё испортилось. Обожехьюпришелвсенемогуговоритьпока.
Мне стало очень интересно, зачем Фелисити хранила грудное молоко в морозилке, но тут телефон зазвонил опять.
— Лора! — Звонил Люк. — Слава Богу. Я никак не мог пробиться на твой мобильник — какая-то женщина постоянно говорила, что звонки с этого номера не принимаются или что-то такое. В общем, я уже еду в аэропорт Марко Поло, скоро приеду, и мы обо всем поговорим, я жду не дождусь… — Я бросила трубку, а затем снова набрала код блокировки.
«Звонки с этого номера теперь заблокированы, — сказал автоматический
Я взяла халатик, который до сих пор лежал в своем пакете, так ни разу и не надетый. Этот красивый халатик с красными тюльпанами теперь осквернен и испорчен. Я не знала, что с ним делать. Отдам в «Оксфам», наверное, или подарю Хоуп, или Флисс, или маме. Наверное, так и сделаю или…
«Э-э-э-э-э-э-э!!!» Бум! Бум!
Синтия! Подарю его ей. Я убрала халат обратно в пакет и пошла наверх.
«Э-э-э-э-э-э-э!!!» БУМ! БУМ!! БУМ!!!
Я громко постучала в дверь, чтобы она услышала меня.
— Лора! — воскликнула она, открывая дверь, и озарила меня искренней улыбкой. — Как хорошо! Проходите! — Идя за ней, я заметила, что сегодня у нее был другой аромат — как же он называется? Ах да, новые духи от Шанель — «Шанс». — Выпейте со мной кофе! Я как раз заварила.
— Хорошо, спасибо — только я ненадолго. Погода такая замечательная, что я собираюсь на улицу…
— Ловить этот день, — закончила она за меня. — Отличная идея. Вперед, девочка моя. Как говорил Филипп Ларкин [72] , «о, нашей жизни дни… даны они для счастья». — БУМ!!! — Чертов ящик…
72
Английский поэт.
— Что вы хотите посмотреть?
— Ай-ти-ви сделала двухчасовую программу «Сто худших фильмов всех времен и народов», и я очень хочу ее увидеть.
— Зачем?
— Потому что семь из них мои! — с гордостью провозгласила она.
Она снова пнула телевизор. Я нагнулась и изучила корпус, а затем понажимала одну кнопку сзади. Изображение стабилизировалось.
— Вот.
— О, спасибо вам, Лора! А где эта кнопка?
— Вот она.
— А я и не знала.
— А как вы пережили отключение электричества? — спросила я.
— Нормально — я люблю темноту. В темноте все как-то проясняется. Вы меня понимаете?
— О да! — После вчерашней ночи я была готова согласиться с нею. — У меня для вас есть кое-что, Синтия.
— Правда? — Я вручила ей пакет, и она тут же его открыла. — Вот это да. — Синтия достала халатик. Она скользнула в него — он очаровательно смотрелся на ней — и взглянула в зеркало над камином. — Какая прелесть, Лора! — сказала она. Ханс лапой тронула поясок. — Но я не могу его принять… Я хочу сказать, это так щедро с вашей стороны… — Она смотрела на меня с недоумением. — Вам он не нравится?
— Нет. Это был нежеланный дар, — объяснила я.
— А. От?.. — Я кивнула. — Значит, не срослось?
Я покачала головой:
— Боюсь, ваше предсказание сбылось.
— Я так и поняла, — сказала она, наливая мне чашку кофе. — В ту же секунду, как увидела его. Все дело в его ауре. Слишком много оранжевого — он дисгармонирует с вашим фиолетовым.
— Я с пренебрежением отнеслась к тому, чем вы занимаетесь, — сказала я. — И была слишком категорична. Простите.
— Вы даже считали, что это надувательство, — сказала она добродушно.