voprosy masteru 5
Шрифт:
***
– Расскажите мне какую-нибудь страшную тайну о себе,- попросила она.
Он задумался:
– Какую же?
– Расскажите мне о себе что-то такое, о чем не знает даже Лувиньи. Я почему-то уверена, что вы полны загадок.
Он улыбнулся:
– Я держу их под замком.
– Но сегодня день моих желаний и я хочу, чтобы вы открыли его. Отворите замок, де Бурье.
Генрих посмотрел на нее взглядом, от которого по ее телу поползли мурашки.
– Вы когда-нибудь видели сумасшедших? Общались с ними?
– Нет. К чему вы
– Хочу понять, каким образом преподнести самую главную мою тайну, не напугав вас.
Она улыбнулась:
– Говорите, как есть. Неужели вы думаете, что меня можно напугать чем-то? Я живу в доме, в котором так много оружия, что его хватит для вооружения целой армии. Каждый раз, как я прохожу мимо него, я слышу стоны убитых им людей...
– Так...Интересно.
– Мой муж хранит яд в своей комнате, непонятно зачем и, наконец, мой любимый...- она осеклась, увидев, как после этих слов сверкнули злостью его глаза.
– Продолжайте же.
Она, понимая, что сказала лишнее, молчала.
– Не хватает слов, чтобы назвать вещи своими именами? Что сделал ваш любимый,- он усмехнулся и, подойдя к ней и приподняв за подбородок лицо, заставил смотреть на себя.
– Ну же.
– Простите меня.
– За что?
– За то, что снова вспомнила о нем.
Кривая усмешка расползлась на его лице:
– В таком случае нечестно, Элизабет, просить прощения за оговорку, тогда как каждый ваш день пропитан его именем и мне приходится жить с этим.
– Простите меня за все.
Он горько рассмеялся:
– Элли, Элли... Это не ваша вина. Вы не властны над своими чувствами. Я же вижу, что вы понимаете, кто он, вы так же знаете, что я способен сделать вас счастливой, но ничего не можете поделать с собой. Вы слабы.
– Вы обещали мне, что поможете забыть его.
– Я стараюсь.
– Нет, вы не стараетесь. Все, что вы делаете, это маячите где-то недалеко и маните меня возможностью все забыть с вашей помощью, но как только я делаю шаг вам навстречу, так вы отступаете и отвергаете меня. И я снова остаюсь одна, меня снова терзают воспоминания, Генрих! По ночам я снова вижу все, что было со мной. Я ломаю всю ночь голову над тем, почему он так изменился. Гадаю, где он настоящий... Я всю ночь думаю о нем!
– по ее щеке скатилась слеза,- А утром вы снова маните и обещаете... Я скоро сойду с ума! Скольких женщин вы любили? Почему не можете любить меня так же, как их?
– Потому что с вами все не так.
– Но почему?
– Вы наивно полагаете, что если мы проведем с вами ночь, то это решит все проблемы? Или если вы будете носить моего ребенка под сердцем, то забудете обо всем остальном? Это не так, Элизабет. Так это не разрешится, поверьте. Вы будете жить с постоянным чувством вины оттого, что изменили ему.
Она покачала головой:
– Вы даже ни разу не сказали, что любите меня. Зачем я нужна вам? Для чего? Вы просили меня ответить на вопрос: кто вы для меня. Так ответьте сначала на мой вопрос: кто я для вас?
– Вы мое все. Вы мой воздух, вы моя жизнь...- ответил он задумчиво, глядя в ее глаза.
– Вы любите меня?
Он усмехнулся:
– Ненавижу эти три слова.
– Ну, конечно!
–
– Наоборот. Я говорил их слишком часто. Знаете, если называть долго вещи не своими именами, называть пустое духовным, то этим духовным чем-то и будешь в итоге наказан. Наказание в том и заключается, что ты не сможешь больше назвать духовное духовным. И пустым назвать не сможешь. Ты будешь чувствовать, но не сможешь назвать это чувство никак, а это очень мучительно. Так и случилось со мной. Я разменял слова любви на мелкие похоти, добиваясь желаемого, и теперь наказан этими словами. И поэтому ненавижу. Может быть, то чувство, что я испытываю к вам, и есть любовь. Но поставить его рядом с теми увлечениями, которые были когда-то, я не могу...- Он взлохматил шевелюру и посмотрел на Элизабет взглядом, в котором не было ни капли смеха.
– Неужели вы не видите, что я схожу по вам с ума? Неужели вы думаете, что я не горю желанием проводить все свои ночи с вами?
– Почему тогда...
– Что вы знаете о боли? О душевной боли.
– И вы еще спрашиваете? Ей пронизан почти каждый мой день.
Он покачал головой:
– Ваша боль притупляется надеждой. Вы надеетесь на то, что Чартер все же любит вас. Иначе не искали бы ответа на вопрос: "почему он так со мной поступил?" Вы ведь даже не допускаете мысли, что он не испытывает к вам ничего, кроме обиды. Что вы знаете о боли, которая безнадежна? Которая неизлечима. Ни капли надежды, ни капли зеленого...
– Зеленого?
Он тихо рассмеялся:
– Надежда зеленого цвета, верно?
Элизабет растерянно посмотрела на него:
– Как чувство может быть цветным?
– Вот мы и вернулись к разговору о сумасшествии. Вы хотели знать мою самую страшную тайну?
– он протянул ей руку.
– Идемте.
***
– Хранитель!
– Энж бежала по залу, в надежде найти его,- Хранитель!
– комок подступал к ее горлу от отчаянья, она хотела заплакать, но не могла.
Хранителя нигде не было: ни дома, ни среди Мастеров. И Себастиана тоже.
Полотно стало принимать только смерть. Энж испугалась того, что испытала двойственное чувство- страх за жизнь Генриха и... облегчение, которое испытывает любое живое существо (будь он человеком, или Мастером) оттого, что случилось что-то, что должно было случиться. То, в ожидании чего уже было невыносимо существовать. И до смерти испугалась самого чувства облегчения; не должна она испытывать его, ведь, по сути, она убила...
К фонтану! Конечно! Ноги несли ее к давно знакомому их месту пребывания, а в голове возникали картинки из прошлого: они вдвоем с Себастианом возле фонтана подставляют свои лица под брызги, считают бабочек, летающих под куполом зала, запрокинув головы... Эти воспоминания были настолько радостными, что сумели растянуть улыбку на лице Энж даже сейчас, когда она была полна беспокойства.