voprosy masteru 5
Шрифт:
Осторожно, стараясь не скрипнуть дверью, он приоткрыл ее, заглянул в комнату, и в следующий миг бросился к Элизабет, которая, свернувшись калачиком, лежала на полу и беззвучно рыдала.
Ее сильно трясло. Ночная рубашка, мокрая от пота, задралась выше колен, мокрые пряди волос налипли на лицо... Побелевшие пальцы на руках, обхвативших колени, рисовали полную картину ужаса испытываемого ею припадка, а именно: сильнейшей истерии, случившейся с ней.
Ни звука не вырвалось у нее, когда Генрих поднял ее с пола и сильно обнял. Она не сопротивлялась. Казалось, ей было все равно: она даже не понимала,
Поняв, что Элизабет продрогла настолько, что у него не хватит тепла, чтобы быстро ее согреть, он протянул руку к лежавшему рядом на кровати одеялу, наспех завернул в него ее, и вышел из комнаты с ней на руках.
Камин еще не погас и, пододвинув кресло ближе к нему, Генрих разместился в нем вместе со своей драгоценной ношей. Стараясь быстрее согреть Элизабет, он стал растирать ее спину через слой толстого одеяла, и уже скоро благодарное за тепло тело девушки стало понемногу расслабляться. Шеей Генрих чувствовал ее уже практически спокойное дыхание, но вскоре новый поток слез намочил его рубашку. Понимая, что Элизабет надо выплакаться, он не мешал. Успокаивающе похлопывая ее по спине, он шептал нежные слова и заметил, что негодование и злость к обидчику любимой женщины растет с каждой минутой.
Генрих взял стакан с недопитым до этого крепким спиртным с недалеко стоящего стола и, сделав несколько глотков, поднес бокал к губам жены.
– Тшшш, надо, девочка моя, станет легче, давай...по глоточку.
– Она послушно испила из бокала.
– Молодец!
– Он поцеловал ее в лоб и улыбнулся, впервые за сегодняшнюю ночь, встретившись с ее заплаканным взглядом.
– Пусть лучше утром болит голова, чем сейчас душа, верно?
– Почему, Генрих? Почему он так поступает со мной?
– Тихий шепот сорвался с ее губ.
В ответ он вздохнул:
– Я не знаю. Вариантов тысячи.
– Среди ваших вариантов есть хоть один, оправдывающий его?
– Я боюсь, что среди моих вариантов нет ни одного такого, чтобы не причинил вам боль, когда я его назову. Поэтому я не спрашивайте меня. Меня трясти начинает при одном упоминании его имени. Я готов его убить, сжечь и прах развеять по ветру.
– Я согрелась.
– Нет, вы еще мерзнете, -Генрих зарылся лицом в ее волосы.
– Не отпущу вас, пока не перестанете дрожать.
– Налейте мне еще...Что вы там мне наливали?
Он рассмеялся и погрозил ей пальцем:
– Хорошо, только потом опять ко мне на коленки.
Когда муж поднялся, чтобы наполнить бокал, Элизабет получше укуталась в одеяло и подошла к камину.
– Я люблю смотреть на огонь,- из-под одеяла показалась ее рука.
– Не спалите себя, ради Бога!
– наполнив бокал наполовину, он, подумав, наполнил его до краев.
– А то вся романтика момента пропадет. И если на вас останется одежды меньше, чем есть сейчас, я за себя не ручаюсь.
Они просидели больше получаса. Он, обнимая ее и словно лишаясь рассудка от запаха ее волос, и она, свернувшись калачиком, подогнув под себя ноги, уткнувшись в его шею. Каждый думал о своем, чувствуя, как гипнотизирует огонь и пьянеет голова.
Держа Элизабет в своих объятиях, Генрих молился. Молился всем высшим силам, имен которых он никогда не знал, силам, над которыми всегда смеялся... Он
Генрих увидел ее слезы, когда захотел проверить, спит ли она и, внезапно поддавшись порыву, промокнул любимые глаза губами, едва осознавая, что же он делает.
– Все хорошо, Элизабет, скоро вы его забудете.
– Я не смогу.
– Я обещаю вам. Вы мне верите?
– Да...Вы должны помочь мне.
– Я к вашим услугам. Сделаю все, что скажете, потому что по-другому уже не могу!
– Он не мог остановиться и покрывал поцелуями ее лицо.
– Остановите меня, Элли, остановите меня, моя любовь. Ну же, влепите мне пощечину. Срочно!
Но то, что сделала Элизабет в ответ, снимало все запреты. Запустив руку в густую шевелюру, она притянула его голову к себе и поцеловала в губы...Жадно, требовательно, как будто сильно нуждалась в этом поцелуе. По щекам ее катились слезы, рука впилась в его волосы до боли.
– Пожалуйста, помогите мне, помогите мне все забыть!
– Шептала она между поцелуями, превращая эту глухую, тихую ночь в откровение двух существ, полную роковых тайн и клятв, слез и страсти, силы и слабости.
***
Он сидел у изголовья ее кровати и смотрел с грустью в ее почти черные глаза своими, почти черными глазами.
– Себастиан! Ты здесь!
– Энж попыталась встать, но у нее не получилось, тело ее не слушалось.
– Ты здесь!
– Повторила она и улыбнулась.
Он же, похоже, не разделял радости встречи и смотрел на нее строго.
– Почему ты молчишь?
Себастиан по-мастерски взлохматил волосы на голове, вздохнул и ответил:
– Что мне сказать тебе? Спросить, зачем ты это сделала? Зачем тебе понадобилось погружаться в жизнь Лиама, зная, что это заберет у тебя часть жизни? Вопрос глупый. Сказать, что я зол на тебя за это? Ты и сама это знаешь, я думаю. Или что я стал злиться на тебя еще больше мгновение назад, когда ты открыла глаза, и я увидел цену совершенной тобой глупости? Что я должен тебе сказать?
Энж стала думать, как продолжить разговор, чтобы, наконец, заставить Себастиана улыбнуться и внезапно поняла, что находится в своем доме.
– Я дома?
– Да.
Энж снова сделала попытку подняться, но у нее закружилась голова и она снова рухнула на мягкие подушки. Ну, ничего, еще немного, и она сядет с ним рядом!
Злость Себастиана как рукой сняло:
– Энж, подожди, дай себе немного времени. Скоро все пройдет. Просто полежи немного, хорошо?
– Да...Ты расскажешь мне, что произошло и почему я здесь?