Вор из шкатулки архимага
Шрифт:
Глава 8. Деян
— Вы Бог смерти? — прохрипел старик, осматривая меня мутным взглядом. Ничего другого на ум не приходит людям, которые выросли на мифах Эслэнсики, когда у постели появляется высокая темная фигура незнакомого мага. А если жизни в теле осталось три капли, сомнений нет — я Бог смерти.
— Можешь называть меня богом, — завел я привычную песню, разводя руки. — Но я единственный. Нет Богов смерти, любви, времени и удачи. Это выдумки несведущих. И как только твоя душа покинет тело, Фрелорат извергнет ее, выбросит в бесконечность,
Сквозь белесую пелену глаз старика сверкнул интерес.
— А что за существо?
— Разумное. Наделенное магией!
После того как Натерсия год назад издала указ, по которому большинству эклерян стало запрещено пользоваться магией, мое предложение воспламеняло душу чуть ли не каждому.
— Магией? — Старик приподнялся, но от бессилия упал на подушки. — А что надобно от меня?
— Поклясться, что в следующей жизни будешь служить мне и сражаться во славу Эклера до последнего удара сердца.
— Клянусь.
Я достал из кармана шкатулку Марлкар. Она, черная, с гладкими стенками, легко легла в руку.
— Посмотри сюда.
Взор старика остекленел, грудь опустилась в выдохе. Крышка шкатулки поднялась, и душа полетела прямиком в черный зев.
— Тебе не надоедает каждый раз произносить эти проповеди?
Голос Рюи звенел от злости. Непривычно. Когда я слышал его таким и слышал ли вообще?
— Я разговариваю с каждым новобранцем, — пояснял я, пряча шкатулку. — Если умирающий отказывается служить мне, я ухожу ни с чем. Никого не принуждаю. Но те, кто соглашаются… Они готовы сражаться до победного, чувствуют в себе великое, благородное призвание. Они боготворят меня и не предадут. — Я обернулся: мрачная фигура Рюи резко выделялась на светлой стене покоев, рыжие волосы кровяно-красными лентами спускались к бедрам. Назвал бы ее старик богиней смерти, если бы еще дышал? Я спросил: — Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашла?
Ее губы растянулись в притворной улыбке, во влаге перед ресницами дрожало пламя свечей — вот-вот заплачет. Зачем улыбаться, когда эмоции искажают лицо? Сегодня лицемерие на ней плохо сидело.
— Скажи еще, нельзя трогать твою Гектораму после того, как я ее зарядила?!
Она огрызнулась, но не так, как обычно. Рюи словно собралась спрыгнуть с обрыва и разбиться насмерть. Или утонуть в Колесе. Но сначала пришла попрощаться со мной.
— Что случилось, чудесная и несравненная?
Лиловые глаза опустились, и по щекам катились слезы. Ей, нематериальной диорсоте, проще создать иллюзию слез, чем объясниться речью? Она закрыла острые уши руками и упала на колени, будто кто-то подкосил.
Ничего не случилось. Она затеяла спектакль.
— Пускаешь в ход новое оружие? Расслабься, Рюи, я холоден к слезам. Отчаянные манипуляции не переубедят меня. Война будет.
— Война началась в моем мире! — выпалила Рюи и закрыла рот руками, поднимая на меня бездонный взгляд. Влага красиво скатывалась с ресниц.
— И что? Отличное событие,
Рюи беспардонно вскинула руку и указала на меня пальцем.
— Война в радость лишь безжалостным и бессмертным! То есть тебе! — В звенящей тишине она опустила руку, сжала кулаки и поднялась. — Но простые солдаты…
— Я был боевым магом. С детства держал меч в руках. Знаешь, сколько я выиграл сражений, сколько прикрыл спин товарищей, сколько убил врагов, намного сильнее меня? Я был смертным! И о войне имел то же мнение.
— Не только… Ты ведь… Любишь растения? — Она подлетела и зависла в воздухе, оказавшись со мной на одном уровне, лицом к лицу. Пестрое сумасшествие переливалось в лиловых глазах. — Ты всегда бережно заботишься о своей теплице, о тысячах деревьев, цветов, трав… Как в тебе сочетается жестокость и нежность?
Что за ерунду она городит? Я не нежен, а осторожен. Я осторожен всегда: в бою, в лаборатории и в теплице.
— Чепуха. Я никогда не бываю… нежным. — Последнее слово я выплюнул, точно прокисшее вино.
— Неправда, — бросила Рюи. — Тот, кто не чувствует в себе нежность, не сможет быть осторожным.
В высшей степени абсурдная логика. Эта Рюи… надоедливая, противная эльфийка. Нет времени на нее. Меня ждут дела.
Я подхватил мешок с тытхобэем. Пора открывать портал.
— Ты мог бы договориться с драконами и горными жителями.
Сейчас я ее… Что учинить, чтобы она отстала?
— Ты до умопомрачения хочешь воевать потому, что в тебе самом бурлит вечная борьба, — докучала Рюи, мягко обхватывая руками мое запястье. Подушечки пальцев ласковыми лепестками заскользили по тыльной стороне ладони. Я засмотрелся на живописную картину эслэнского моря, которая терялась в темноте, поблескивая позолоченной рамой, и топил в себе гнев. — Думаешь, если поработишь жителей острова, дойдешь до баланса? Нет, Деян-тис. Ты сделаешь только хуже. А вот если ты пойдешь на переговоры… Да, это займет какое-то время, но…
— Хорошая идея! — Я повернул к ней лицо. Рюи подозрительно взирала на меня исподлобья. Ждала подвоха — не иначе. — Обычно первый, кто нарушит договор, выигрывает на войне. Замечательный способ застать врасплох, правда, долгий. У меня нет времени.
Она обреченно вздохнула.
— Ты не диорсотис, ты кретин последний. Эти слова тебе выжгут на груди, когда ты провалишь миссию, и бросят не в Колесо Реинкарнации для душ разумных существ, а забросят к мелким животным. Будешь в следующей жизни злобным грызуном!
— Все, доводы закончились? Пусти, мне пора в замок.
Рюи свирепо дернула мою левую руку вниз так, что я согнулся налево, и крепко схватила меня за горло.
— Я тебе обещаю, ты проиграешь, если начнешь войну!
— Ты же совершенно невменяемая, — прохрипел я, водя правой рукой по горлу. Но пальцы проходили сквозь руку Рюи, как сквозь мираж. Отвратный парадокс: она ко мне может прикоснуться, а я к ней — нет. — За какие трюки тебе дали место диорсоты?
— Спроси у Высшего демиурга, когда провалишь миссию и тебя вызовут в Храм! — Она меня оттолкнула и принялась отряхивать руки.