Вор
Шрифт:
Я сглатываю. Черт. Он лучше меня.
— Я не вспоминала о тебе целый год. Ной приложил много усилий, чтобы я о тебе забыла.
Я перебиваю её, потому что не хочу этого слышать.
— Оливия…
— Заткнись, — за нами захлопывается дверь, и мы стоим в темноте в зале ожидания. Все, что я вижу, это очертания ее лица. — Я влюблена в него, Калеб.
Я стискиваю зубы.
— Но когда я выиграла дело и запаниковала, то захотела поговорить совсем не с ним, — в её голосе слышится
— Герцогиня...
— Заткнись и дай мне закончить, — она кончиками пальцев вытирает слезы под глазами. — Когда у меня был выкидыш, мне хотелось, чтобы меня обнимал ты, — повторяет она. — Калеб, это ранило его. Я не знала, то ли мне кричать ему: «Я же говорила», то ли утопиться в океане, ведь я всегда всё порчу.
Она поворачивается и идет в кабинет. Я слепо следую за ней. Она распахивает дверь и включает настольную лампу вместо верхнего света. Потом подходит к шкафу, достает папку бумаг и протягивает её мне.
— Почему ты не сказала мне?
Мои глаза наполняются слезами, горло жжет.
— Тем вечером я собирался...
Она надувает губы.
— Она была…
— Она старый друг, ответственный за постройку дома.
— И когда я увидела вас...
— Мы обсуждали планы. Я рассказал ей, что собираюсь сделать предложение. И она захотела посмотреть на кольцо.
Она прикусывает щеку и отворачивается к стене.
— Ты собирался сделать мне предложение?
Слезы катятся по ее щекам, капая с подбородка, а я еще даже не сказал самое худшее.
— Да.
Она опускает голову и кивает.
— Что я увидела, когда вошла?
— Мы просто разговаривали. Она сказала, что у неё ко мне чувства. И я пытался убедить её, что это не взаимно.
Она упирается кулаком в бедро и обходит комнату.
— Так почему ты мне не рассказал об этом?
— Ты набросилась на меня, Герцогиня. Я едва открыл рот, а ты уже сравнила меня со своим отцом, первый раз призналась в любви и убежала. Я пошел за тобой, сначала в твою квартиру. Прождал там несколько часов, а когда ты не появилась, подумал, что ты, возможно, в отеле. К тому времени, как я добрался туда...
— Так это я виновата?
Я подхожу к ней.
— Нет, это была моя вина. Я не боролся. Мне следовало схватить тебя и заставить меня выслушать.
— Ты даже не целовал её?
— Нет, но она привлекала меня, так что я об этом думал.
— О, Боже, дай мне минуту... — она начинает расхаживать между столом и окном. Я сажусь на пол, прислонившись к стене и согнув одну ногу в колене.
Наконец она произносит:
— Ной спросил, люблю ли я ещё тебя.
Я прочищаю
— Что ты ответила ему?
Она садится, покачивая ногой, сбрасывает шлепки и начинает надевать туфли. Я смотрю, как она их застегивает, а её волосы спадают через плечо. Она тянет время, пытаясь чем-то заняться, пока думает.
— Что мы ненормальные и ядовитые!
— Мы были ненормальными и ядовитыми,— поправляю я её.
Она злобно смотрит на меня и проводит руками по бедрам. У меня появляется ощущение, что она пытается избавиться от меня.
— Мы с тобой любим друг друга, малышка, — я делаю глоток текилы, которая обжигает мое горло.
— Нет... нет, — она качает головой. — Мы пьяны,— заявляет она,— а в пьяную голову приходят сумасшедшие мысли.
— Так и есть,— соглашаюсь я.— Иногда, когда я пьян, мне кажется, что любить тебя — настоящее безумие.
Она бросает в меня упаковку стикеров. Но мне удается увернуться, и они ударяются о стену. Я делаю ещё глоток текилы.
Она приходит в бешенство. Это так сексуально. Я жду, что она начнет ругаться, и через минуту получаю желаемое.
— Нет ничего чертовски хорошего в том, чтобы, нафиг, доказывать, что мы, черт возьми, подходим друг другу. Мы взрываемся как...
Я встаю, и она закрывает рот.
— Доказательства... тебе нужны доказательства, Герцогиня?
Она качает головой. Я выпил больше, чем следовало, и мои эмоции покачиваются на большой волне текилы.
— Потому что я могу показать, что тебе нужно, — я подхожу к ней, она отступает.
— Не смей, — она поднимает палец, предупреждая меня. Я отмахиваюсь и за талию притягиваю её к себе. А потом шепчу ей на ухо.
— Позволь мне делать всё, что хочу, одну ночь, и ты получишь всё доказательства.
Она смотрит на меня, а я смеюсь, наклоняясь ниже, чтобы прикоснуться к ней губами. И провожу языком по её верхней губе. Она упирается мне в грудь.
— Нет! — протестует она, пытаясь оттолкнуть меня.
— Почему нет?— я целую её в уголок рта, и она хнычет. — Питер Пэн,— шепчу я ей на ухо.
— Я боюсь.
— Чего ты боишься? — я целую другой уголок.
Её решимость тает с каждой минутой. Я целую её и закрываю глаза, чтобы прочувствовать её губы. Боже, эта женщина меня убивает.
— Того, какой ранимой ты меня делаешь.
Она открывает рот, позволяя её целовать. Но сама не отвечает на поцелуй.
— Я делаю тебя ранимой, потому что ты любишь меня. Такова цена любви, малышка.
Мы нежно целуемся, останавливаясь для разговора, но не отодвигаемся друг от друга больше чем на дюйм.
— У тебя должны быть настоящие чувства, чтобы заниматься любовью. Мы занимались любовью в апельсиновой роще.
Я подталкиваю её назад, пока она не упирается бедрами в стол.