Ворон и ветвь
Шрифт:
– Открой глаза, – тихо просит кто-то совсем рядом.
Да уж придется. В подвале – а это точно подвал, по всему чувствуется – темно и холодно. Я лежу на огромной деревянной раме с упором для спины и подголовником, сооружении добротном и надежном. Инквизиторы такие обожают. И не только они. У меня самого в лаборатории есть, только не таких размеров, поменьше. Ну так я и не герцог… На краю рамы боком сидит мальчик Альбана, внимательно глядя на меня. Встретившись с взглядом светлых, сияющих в полумраке, совершенно безумных глаз, я понимаю, что влип в неприятности, как муха в смолу. Он и правда красив: прямые белокурые волосы до плеч, тонкие правильные черты, изящное тело – даже рваная рубашка в кровавых пятнах
– Я тебе не враг, – пробую пересохшие губы. – Я не от герцога, клянусь.
– Врешь, – мгновенно отзывается он. – Все врут. Всегда…
Из угла слышится слабый стон, я скашиваю туда глаза. Кажется, один из людей герцога. Может, и ошибаюсь. Мужик так перепачкан кровью, что ливрею не разглядеть. И сдается мне, что это его кровь на Деррике. А пассия герцога между тем разглядывает меня, как диковинное насекомое, вот еще чуть полюбуется – и можно отрывать крылышки. Да что со мной творится? Почему я не могу даже коснуться здесь чего-то силой, взглянуть на изнанку мира? Ловушка? Похоже. Но вот чья?
– Ненавижу, – безмятежным голосом продолжает мой собеседник. – Твари. Нечисть. Ненавижу…
Он смолкает, будто захлебнувшись, и легко соскакивает с рамы на пол. Человек в углу снова стонет, и белокурый ангелок, подойдя, с размаху бьет его носком сапога в лицо.
– Они просили меня о пощаде, – так же спокойно сообщает он мне. – Все просили. О милости, о прощении. Этот последний. А я ведь тоже просил когда-то. Умолял… Больше не могу… Больше никогда не буду просить.
Преодолевая боль, я снова осторожно вглядываюсь в его сущность. Владыка Тьмы… Она переливается радугой, как чистейшее стекло на солнце, и искрит так, что глазам больно. Это не просто безумие, хотя в основе лежит именно оно. Парень сияет силой! Прямо сейчас, передо мной, происходит инициация мага, слияние с собственной сутью, принятие ее. Он уже неосознанно пользуется сырой, грубой магией, как рыба плавает, как живое существо дышит. Теперь понятно, почему я беспомощен. Привязывая меня, Деррик сделал это в двух мирах, сам того не понимая. Просто воспользовался веревками, как основой для наложения заклятия. И походя перекрыл все мои способности. Это, конечно, не заклятие в его правильном понимании, всего лишь работа с чистыми потоками. Никакой тонкости, никакого мастерства. Но мне-то от этого не легче. Сумасшедший мальчишка, проходящий инициацию… Поздравляю, Грель! Только ты с твоим сказочным везением способен нарваться на такое. Интересно, он хоть что-то соображает? Пока я размышляю, наложник герцога снова присаживается на раму напротив моей груди. Теперь наши лица совсем близко: несмотря на сумрак, едва рассеянный факелом, я вижу темные слипшиеся ресницы, маленький шрам на скуле, окровавленное ухо. Похоже, там когда-то была сережка, пока ее не вырвали с мясом.
– Я подумал, что убить охрану – это слишком мало.
Он покачивает ногой, как мальчишка на заборе. Я дышу запахом крови и духов от тонкой, разорванной в нескольких местах рубашки. А еще от него пахнет молодым разгоряченным телом, потом и почему-то корицей. Но сильнее всего – кровью…
– Они, конечно, тоже твари. Но это не они приходили ко мне в спальню, таскали сюда, в подвал… Эту раму сделали специально для меня. Удобно, правда?
Он не ждет ответа. Просто смотрит мне в глаза, не видя. Я понимаю, что ему все равно, с кем говорить. Неважно, что он видит меня впервые в жизни, что я никогда не причинял ему боли… Думай, Грель, думай! Не хватало тебе расплачиваться за чужие грехи, словно своих нету.
А Деррик монотонно продолжает:
– Я решил, что убью первого, кто приедет от него. Жаль, что сам Альбан больше не приходит. Я бы перегрыз ему горло, если бы смог. А он не приходит… Ему наплевать… Я его ненавижу больше всего на свете, а ему просто плевать, понимаешь?
Он наклоняется и проводит пальцами по моей щеке, жестко обхватывает ладонью подбородок. Я дергаюсь, но это бесполезно: пальцы у герцогской игрушки сильные, хоть и тонкие.
– Конечно, Альбан – это было бы лучше всего, верно? А раз его нет, мне придется убить тебя. Хоть что-то… Очень уж не хочется подыхать в одиночку…
– Тебе не обязательно умирать, Деррик, – пытаюсь я еще раз достучаться до остатков его рассудка. – Я никому не скажу, что это сделал ты. Можешь просто уйти. Возьми коня и уезжай, никто не будет тебя искать…
– Ты ничего не понимаешь, – вздыхает он. – Меня найдут. Или моих родных. У меня ведь есть семья. Смешно, правда?
О да, обхохотаться можно… Сюда бы еще герцога, мы бы втроем посмеялись. Только вот мне становится совсем не до смеха, когда длинные пальцы начинают расстегивать мою рубашку. Невольно дергаюсь и шиплю:
– Ты что делаешь? Деррик… Деррик?
– Помолчи, – советует он, возясь с пряжкой ремня. – Я все равно тебя убью. Только сначала поиграю. Не все же вам это делать, верно? Пусть хоть кто-то из вас, уродов, на своей шкуре поймет, каково это…
Он что, поиметь меня собирается?! Похоже, да. А потом все равно убить. В полном соответствии с принципами справедливого воздаяния, что проповедуют церковники. И деться на проклятой раме совершенно некуда. Я отчаянно пытаюсь сбросить магические узы, но только зарабатываю увесистую пощечину, от которой в голове звенят соборные колокола.
– Я сказал, не дергайся. Может, мне кнут взять? Тут целый набор имеется. Отличная мысль, между прочим… На потом…
Пряжка наконец поддается, Деррик лихорадочно вытаскивает мою рубашку из штанов, а я никак не могу сообразить, как мне себя вести. Просить? Взывать к благородству, милосердию и прочей ерунде? Бесполезно. Сопротивляться? Еще сильнее раззадорится. Стиснуть зубы и перетерпеть? Что ж, может, парень потом и образумится. А может, и нет… Сущность у него так и полыхает спектром безумия, вряд ли он вообще осознает, что творит. Ну, Альбан, гадина, дай отсюда выбраться, ты мне за все ответишь. Дело уже не в задании Керена, у меня теперь к тебе личный счет…
– Шлюха, – тихо, но отчетливо доносится из угла. – Долбаная дешевая шлюха. Подстилка…
Губы Деррика мгновенно белеют. И вообще, он становится бледным до полупрозрачности, замирает на долгий-предолгий вздох и разъяренной рысью кидается в угол. Нечленораздельно рыча, мой ангелок вцепляется в горло чуть живого пленника и бьет его головой о каменный пол, пока человек не затихает. Потом, сидя над телом на корточках, тихо скулит и поднимает валяющийся рядом нож. Похоже, у меня передышка. Отрезать голову – это тяжелое, грязное и с непривычки очень долгое занятие. Это я со знанием процесса говорю. Препарировать трупы – привычно для некроманта, а не для постельной игрушки, пусть и охваченной безумием. Деррик совершенно не знает, как правильно взяться за дело. Но я же не буду лезть с советами, не так ли?
О чем я вообще думаю? Пора прекращать все это! Сейчас парень надышится кровью, и у него испарятся последние капли здравого рассудка. Значит, надо быстро ломать происходящее. Как? Лихорадочные мысли, бьющиеся в мозгу, неожиданно затихают, и меня охватывает странное оцепенение. Все бесполезно. Я не справлюсь. И я не вернусь к Керену, потому что меня убьет ненормальный, только что вошедший в силу маг, которому я не сделал ничего плохого. Точнее, не успел сделать. Интересно, мне он тоже голову отрежет? Угу. Предварительно поимев и, возможно, выпоров… Обидно…