Ворон
Шрифт:
— Он не мог далеко уйти! Искать!.. Ух, всыплю я ему плетей! Тому, кто найдет — лишнюю кость за едой!..
Фалко подполз к колесу, рывком облокотился на него; следующим рывком — взобрался на это колесо. Еще один рывок — и вот он, перевалившись грудью через выпирающую из борта ступень, уже почти достиг борта.
И тут он услышал, что, помимо плача малышей, раздается еще и негромкий, ласковый голос старушки. Только вот старушка эта часто начинала кашлять, и, после каждого такого приступа, мучительно стонала.
— Да что же вы, маленькие, так расплакались?.. Да не плачьте, не плачьте, лучше поспите, поспите — пусть вам сон такой сладкий-сладкий
Малыши начинали было засыпать — однако, раздавался какой-нибудь вопль или шипенье — и вновь они начинали плакать. Старушка вновь пыталась их утешить, и снова петь начинала; однако — все повторялось.
И вот Фалко перевалился через край; и сразу же увидел, что в этой телеге не одна только старушка с малышами: там, недвижимые, связанные по рукам и ногам, да еще с кляпами во рту — лежали несколько человек. Хоббит смог разглядеть только одного: у него было очень худое, утомленное лицо, он беспрерывно дрожал; и, если бы вытащили кряп, да зашелся бы, наверное, безумным воплем.
Но вот бабушка признала его:
— Ты Фалко-хоббит. Ты, ведь, был несколько раз у Туора…
Стал приближаться орочий топот — раздались выкрики:
— Слышишь, кричат?!
— Ну и что?!
— Это он!
— Что он — это малявки кричат!..
И вот Фалко резкими, сильными рывками стал перетирать веревку на руках, об одну из железных скоб, которыми были обиты борта телеги. Несколько раз, скоба срывалась на его ладонь, и он разодрал ее в кровь — так, в отчаянных рывках, прошло минут десять, а потом его схватили. Завопили малыши, бабушка попыталась их успокоить, но зашлась долгим приступом кашля. Все никак не могла остановиться, а, когда прекратилась — мучительный стон вырвался из нее — и ясно было, что она умирает.
Фалко схватил сам Брогтрук, и теперь рычал:
— Ну, что — убежать хотел?! Не лги — я видел, как ты перетирал веревку! Неужели думаешь, ее так легко перетереть?! Ха-ха — да хоть бы ты целый месяц ее так тер — все было бы бестолку! А теперь тебя ждет пятьдесят, нет… сто плетей.
Фалко, едва не терял сознание, однако — нашел в себе силы выкрикнуть:
— Разве не видите, что эти младенцы скоро останутся без присмотра?! Кто их будет кормить?!
— Не твое дело!
— Я бы присматривал за ними! Они бы у меня не голодали, если бы только вы позволили мне приносить травы, коренья, да грибы. Неужели вы не понимаете — они с самого рожденья ничего не ели! Им материнское молоко нужно — иначе, ведь… Но молока то нет — вот я из трав кое-что приготовлю!
— Хорошо — на цепи тебя отведут, чтобы набрать этих смрадных корешков. Но перед этим ты получишь сто ударов плетью!
— Сто ударов! — горько усмехнулся Фалко. — Я едва на ногах стою; да я вовсе умру от этих ударов…
— Хорошо — сначала ты и накормишь их, а потом получишь награду! Или, думаешь — можно безнаказанно бегать?! Ты раб — и скоро с этим смиришься! Скоро ты будешь рад служить нам! Ха-ха!
После этого, хоббита отнесли в кузнецу, больше похожую на застенок, и заковали в ошейник, который словно удавка жал его шею, да еще жег.
Вообще Брогтрук сразу бы засек его до смерти, если бы не младенцы. Этот орк безошибочно определил, что выйдут из них настоящие богатыри, знал, что это же заметят и в рудниках, а, значит, можно было на этом деле нажиться…
И вот Фалко, закованного в ошейник, на цепи, повели два здоровенных орка с маленькими головами. Ему дали грязный мешок, рассудив, что он весь набьет его травами — мешок хоббит отбросил в сторону; направившись туда, где, по его чувствам, был солнечный свет, и свежий воздух.
Конечно туда, где солнечные лучи сияли в полною силу ему дойти не дали; но из под самой густой, непроницаемой тьмы они вышли. Над головой небо завешивала черная вуаль — однако, и небо можно было видеть, и какой-то простор вокруг. Фалко едва не захлебнулся от свежего воздуха, и тут только понял, какой же, на самом деле, спертый, болезненный воздух был во вражьем лагере. И он опять, забывшись, выкрикивал оркам:
— Неужели не чувствуете?! Ну — вы только вздохните, только оглянитесь!.. И малышей сюда надо вынести: неужели не понимаете, как вреден для них тот воздух?!
Орки давно уже морщились, начинали шипеть — ведь, от запаха земли, от свежего воздуха, а в особенности от солнечных лучей (пусть даже и слабых) — у них кружилась голова, подгибались лапы. Они были разъярены, и давно бы загрызли Фалко, если бы не строгий наказ Брогтрука.
Хоббит вскоре услышал то, что искал: в травах журчал ручеек. Он вымыл руки, лицо окунул; затем — принялся за поиск нужных трав…
Фалко не мог знать, что Хэм и Эллиор, в то время как умывался в ручейке — были совсем близко — шагах в сорока. Они ступили под темную завесу, и уже чувствовали расползающийся от вражьего лагеря смрад. Ступали они теперь совершенно неслышно…
Перед ними открывалась длинная, неведомо кем проложенная просека. За ней поднималась рощица — а уж за ней и собирал травы Фалко.
Хэм вышел было вперед, да его перехватил Эллиор, потянул обратно, и знаком показал не двигаться, не дышать.
Высокие, сочные травы посреди этой просеки шевелились, пригибались — раз показалось там какое-то тело. Еще несколько мгновений прошло, и вот смогли они услышать тихий плачь. Эллиор указал Хэму оставаться на месту, сам же распластался на земле, слился с нею, стремительно и бесшумно пополз к тому месту, откуда плачь раздавался, и вот уж воротился, да не один…