Шрифт:
Глава 1
Холмищи
Сейчас уже не встретишь таких раскидистых и высоких деревьев, которыми полнился когда-то Ясный бор. На востоке зеленые дебри тянулись на многие недели пути, и это в том случае, если знаешь тайное тропинки, а нет — можно и вовсе заблудится. Говорили, что лес хранит тайны — так оно и было. Кто-то не знал ни одной, кто-то — некоторые; кто-то — многие; но все — разве что один владыка Манвэ. В сердце мечтательном величавая зеленая стена пробуждала образы поэтические. Бродили где-то там эльфы, видели и энтов.
А
В окнах, между листьями, открывался такой вид: в полуверсте к западу начинались холмы (хоббитские Холмищи) — склоны их пышнели высокими яблонями и вишнями. От земли поднимался туман, отчего эти холмы казались спустившимися с небес, принявшими земную форму облаками. К востоку — любовался закатом Ясный бор; он, словно бы не хотел выпускать дочь свою березу, вытягивался к ней древесной дланью. На окраине его стояли несколько ее младших сестричек-березок; краснела рябина. Волшебным ногтем блестел серебристый валун. Чуть к западу белело туманной вуалью озерцо, в которое втекал звонкий ручеек, а выбирался уже тихий, располневший от какой-то озерной тайны, до самого Андуина тек задумчивый, сторонясь открытых мест.
И вот, пока Фалко любовался, можно и описать его немного. Почему немного? Да потому, что все хоббиты на одно лицо. Круглая физиономия, розовые или красноватые щеки, нос картошкой, серебристые глаза. Был на нем лазурный кафтан, ярко-зеленые брюки, серебристый поясок. Плотные, темно-коричневые волосы подмокли после дождя, и теперь над ними, как и над землею, поднимался туман.
Фалко сидел на настиле, мечтал… но вот насторожился — чуткие его уши зашевелились — по едва уловимому треску ветки, он уже понял, что из Ясного бора выбежит олень. Спустя секунд двадцать это и произошло.
Красавец олень с широкими рогами, которые были сродни тем раскидистым ветвям на которых покоился настил с Фалко, выбежал в туман у озерца, резко крутанул головой, посмотрел прямо на хоббита, некоторое время постоял напряженный: раздумывая, является ли он врагом, дать ли деру, или же, все-таки, утолить жажду. Но вот олень почувствовал, что — это хоббит, а не охотник — тогда он склонил голову к воде…
Тихо. Птицы почти не пели. Вот несколько крупных, припозднившихся после дождя капель пали на помост. Мечтательное настроение еще больше охватило хоббита. В сгущающемся тумане чудились ему прекрасные образы: сонмы героев, прекрасных дев и невиданных зверей окружали его. Холмищ уже не было видно, но, казалось, что высится там, в бурно золотистом облаке, один из Валар.
Неожиданно раздался пронзительный звук, будто кто-то оборвал натянутую до предела струну. Фалко сразу определил, откуда этот звук прорезался. Обернулся. Так и есть: олень взметнул рогатую свою голову к небу, издал громкий крик, на который из глубин леса пришел ответ столь же печальный.
Вот зверь покачнулся, рухнул. — из шеи поверженного длинным, темным перстом торчала стрела. Кусты, против
— Туор! — это имя громко сорвалось с уст Фалко.
Фалко в один прыжок перескочил к краю помоста, оттуда — на широкую ветвь, ну а с нее — соскочил на землю.
Пробежал до берега, там остановился возле оленя. Туор стоял рядом — закреплял лук. Этот охотник превосходил Фалко в росте почти в два раза, а, значит, и среди людей он был высок — под два метра. Был Туор очень молод, по хоббичьи круглолиц, волосы — длинные, темно-пепельные, убранные в косу; был он тонок, но широкоплеч. Темно-зеленая одежда говорила о том, что он из племени охотников. У человека этого были широкие, приветливые глаза; а ямочки около рта, да и все выражение, говорило о том, что характер у него веселый и добродушный.
— Туор! — с горечью повторил Фалко и посмотрел на поверженного.
Благородный олень лежал, устремив один выпуклый глаз к небу — он, некогда сиявший ясным светом, теперь неудержимо затемнялся.
От жалости у Фалко выступили слезы…
Туор, тем временем, склонился над зверем, сильным движеньем выдернул стрелу, обмыл ее в воде, положил в колчан, и тут увидел, что Фалко плачет. Голосом в котором искорками блистали зернышки смеха, поинтересовался:
— А-а-а, Фалко… Что это ты расплакался?
Хоббит быстро вытер слезы, и с негодованием выдохнул:
— И не жалко?!
— Кого? Оленя? — Туор улыбнулся. — В такого же зверя правил стрелу и мой дед, и прадед, и прадед прадеда. Также охотимся мы и на иных зверей, чтобы зимой была еда, теплая одежда. И убиваем всегда не больше, чем надобно и нам, и вам.
Конечно, Фалко знал об обмене; ведь хоббиты — прекрасные садоводы, а лесные люди — умелые охотники. И он вынужден был признать, что сам несколько раз ел жаркое…
А туман сгущался: видно было шагов на тридцать; дальше, из трав поднималась густо-бирюзовая стена, и вот в окончании своем, неуловимо переходила в небеса.
— Смотри… — прошептал Фалко Туору. — Посмотри на эти стены тумана…
Туор посмотрел на бирюзовый туман, и с улыбкой кивнул:
— Да, действительно, красиво.
— Тише, тише. — едва слышно зашептал Фалко. Ты посмотри только на эти стены — они начинаются прямо от земли, на которой стоим мы… вот несколько метров и уже переходят они в ту высь, где облака. Смотри — кажется, стоит только на березу взобраться, и там уже можно будет дотронуться до неба.
Туор, тем временем, осмотрел оленя, похлопал его по хребту, и, негромко, чтобы не обидеть Фалко, заговорил:
— Хватит теперь пропитания в довольстве, и мне, и жене моей Марвен. А тебе надо было эльфом родится — ходил бы по земле, воспевал прекрасных дев.
Фалко вздохнул, присел на колени рядом с оленем, ласково провел рукою по его лбу — из шеи поверженного струилась кровь, и, попадая в озерную воду, густой колонной закручивалась в глубину.
— Знай, что сейчас плачут маленькие оленята…
— Ну все! — хлопнул его по плечу Туор.
Фалко, не слыша его, продолжал:
— Он так любил весну….