Вороново Крыло
Шрифт:
Время шло. Часы складывались в день, день сменялся ночью Незаметно для себя я стал старожилом Тебро. У меня появилась любимая таверна, где трактирщик уже знал меня в лицо. Я брал свое пиво и садился у окна, которое выходило на центральную улицу города. Я видел, как уходили и приходили части, как тянулись обозы с ранеными, как проносились посыльные. В своих сумках они перевозили новости, приказы, иногда слухи. Я часто заходил к коменданту. Иногда он зачитывал свежую реляцию, щедро разбавляя ее своими комментариями. Наше положение на фронтах было не блестящим. Верней, становилось все хуже и хуже. Почти каждое утро я приезжал в форт – ведь на войне не бывает выходных. Я дрался с новобранцами – иногда с двумя одновременно. Порой, в пылу драки я крепко их поколачивал, надеясь что синяки заработанные в тех учебных боях заменят раны в будущих сражениях. Иногда к ристалищу подходил Мастер Мечей, но он не говорил ни слова, лишь стоял, смотрел на нас своим невидящим взглядом. Он слушал сабельный звон, вдыхал наш воздух. Краем глаза я видел, как он вздрагивает в предчувствии удара, как сжимаются его пальцы, охватывая невидимую нам рукоять. Он чувствовал бой и переживал его место нас, ибо нам было не до переживаний. А когда пятая неделя моего пребывания в Тебро начала подходить к концу, я решил, что мне пора. Потом я часто думал – а могло ли все сложится по-другому. Наверное могло. Передо мною лежала вселенной бездна, чистый лист, на который я мог нанести все, что угодно. К моему счастью я этого не понимал. Я мог покинуть город в любую минуту, мог даже снять форму и перестать быть солдатом. Это мне даже не пришло в голову. Ведь неважно, по каким дорогам мы идем, важна музыка, что нам слышится, важно то, что ведет нас. Я мог поступить как угодно – но через тридцать пять дней после разговора на перекрестке с крестом, я написал ходатайство о переводе из резерва Генерального штаба в линейные части. Из бумаг, оставленных отцом, я выбрал приказ, об удовлетворении прошения подателя сего документа, проставил дату и отнес все это в комендатуру. Комендант понял мою хитрость, но ничего не сказал – прошение было удовлетворено. Когда я уже выходил от него, майор окликнул:
– Лейтенант! Я обернулся:
– Да, господин майор…
– Я узнал про кладбище… Про могилы девиц… Он замолчал будто решая, стоит ли ему продолжать.
– Мне было бы интересно узнать… – проговорил я.
– Там триста могил – пятнадцать рядов по двадцать в каждом. Но большая часть могил пусты…
– Пусты?
– Ну да – кенотафы. Людям необходимо место для скорби. История была какая
– семь лет назад здесь отступали кондотьеры капитана Ферда Ше Реннера, чтобы сдаться хотам. И на их пути лежал этот городишко. Так случилось – мужчины ушли и дрались уже не помню на каком плацдарме.
– И город разграбили, – предположил я.
– Не все так просто. Они умудрились выставить еще одно ополчение – из женщин… Что-то около трех тысяч… И было там две роты, в которые набрали исключительно… Майор замолчал и покраснел, будто стесняясь произнести слово. Наконец набрался сил и воздуха и выпалил:
– Из девственниц… Из тех, кто предпочитал умереть, нежели быть… Он опять замолчал и я поспешил прийти майору на помощь:
– И что дальше?
– Заваруха вышла еще та. Ше Ренер попал меж ополчением и регулярными частями. Ведя тяжелые арьергардные бои, капитан попытался прорубиться через город. Говорят, женщины умирали так, как дано не всем мужчинам… А вот дальше я не понял… Ше Реннер был разбит. Но те две роты все же попали в окружение. Стоял туман – говорят густой и даже черный, и к тому времени как он развеялся на поле боя никого не было. Ни одной живой души – одни покойники. Не знаю, сколько полегло наемников, но девиц было почти две сотни. Остальные пропали…
– Куда?
– Не знаю. Может и до сих пор бредут по свету. Но меня смущает другое… Я вопросительно промолчал, что майор продолжит. И я оказался прав
– Я узнал еще одну вещь Где-то на кладбище есть братская могила – там лежит все, что осталось от кондотьеров Ше Реннера. Никто не знает, сколько людей под ней. Тем более неизвестно – были ли похоронены все или кого-то тоже поглотил черный туман. Говорят – они иногда возвращаются…
Я так и не стал для солдат Второй Отдельной Регийской хоругви своим. Дело было не только в моей форме – в том последнем бою я был в своей старой кавалерийской форме только с шевроном «Кано» на руке. Я мог бы сказать, что у меня не хватило времени – но нет, не скажу. Дело было во мне – я так и не научился становиться своим. Даже отец иногда не знал как ко мне относиться – как к своему сыну ли как к своему солдату. Обычно он выбирал второе и был даже строже, чем к своим рядовым, дабы никто не смог обвинить его в родительском попустительстве. И действительно – многие думали, что мы просто однофамильцы. Свою новую часть я сперва почувствовал, а уже потом увидел. В кружке с пивом вдруг начали ходить волны – все вокруг легко дрожало. Я посмотрел в окно – в Тебро входила легкая кавалерия. С первого взгляда было видно, что часть была не типичной. Необычной была форма. В кавалерии всегда одевались в яркие цвета, начищая до блеска амуницию. Форма этой части была серо-зеленой, даже скорей черно-зеленой. По покрою она больше напоминала одежду егерей, нежели солдат регулярной армии. Все металлические детали – шпоры, стремена, бляхи на сбруе были матовые. В город они буквально ворвались, пригнувшись к крупам лошадей, будто репетировали взятие вражеского района, рассыпавшись веером по всей длине улицы. Впереди ехал их командир. Расстояние и мое положение не позволяли рассмотреть его погоны. Несмотря на жару, его мундир был застегнут на все пуговицы, но рукава закатаны выше локтя. А на предплечье я рассмотрел шеврон. Я никогда не видел такой и, чтобы определить принадлежность части, начал искать глазами их знамя. Его нигде не было.
– А ведь я знаю кто это… – проговорил сидящий рядом со мной седой фельдфебель, —это вторая Регийская хоругвь.
– А почему они без штандарта?
– Не знаю. В прошлый раз я тоже не видел у них флага. Вроде их знамя всегда в Регии – стало быть нет такого пепла из которого они не смогли возродиться…
– На нашивке у них, получается, должен быть феникс.
– Да нет. Там какая-то руна. Но, кажется, что-то связанное с огнем. Шум затих, пыль медленно улеглась. Похоже, единственными, кого заинтересовало появление новой части были мы с фельдфебелем. Но и нашего любопытства на долго не хватило – в городе то и дело сменялись части. Фельдфебель продолжал мочить свои усы в пиве, я же выпил свое и побрел в дом, что стал моим. Я бы забыл о них уже на следующее утро, но в тот же день, ближе к вечеру, в моей комнате появился посыльный:
– Господин комендант просит вас прибыть в комендатуру. Когда прибыл посыльный, я лежал на кровати и читал «Полную историю войн» Забегая вперед, надо сказать, что эта книга почти стала моим проклятием. Я слышал об этом труде еще в училище, но впервые увидел на полке коменданта Тебро. Он дал мне ее почитать, взяв с меня клятву, что я буду осторожен с книгой. Но той осенью я ее не дочитал – позвала дорога…
– Не расстраивайся, лейтенант, – сказал майор, возвращая фолиант на полку, – полная история войн еще не написана… Позже эта книга попадала мне в руки, я читал ее, но что-то вновь и вновь вырывало ее из моих рук. Однажды у меня был даже свой экземпляр – я успел прочитать его на треть. Но я оставил его одним солнечным осенним утром – иначе было нельзя. Он, наверное, все еще лежит там – рядом с «Пустыней», «Ночью…» и шевроном. Лежит, если не сгнил… Но это будет потом – я об этом еще расскажу. А тогда я просто отложил книгу, обулся и отправился в комендатуру. В тот день стояла жуткая как для осени жара и все двери в комендатуре были открыты нараспашку. поэтому стучатся мне не пришлось и еще в коридоре я услышал, как комендант кому-то говорит:
– …удивляли люди, которым безразлична их собственная судьба. Я остановился на пороге: комендант сидел за столом. Он увидел меня и кивнул:
– Вот, кстати и наш лейтенант… Проходи, садись… Кроме коменданта в комнате был кавалерийский майор, командир той самой хоругви, что сегодня утром вошла в город. Он сидел на подлокотнике кресла, что стояло напротив стола коменданта. Его мундир опять был застегнут на все пуговицы, а рукава снова закатаны выше локтя. Теперь я мог рассмотреть шеврон
– на нем был вышиты две линии, расходящиеся от правой середины почти под прямым углом. То была перевернутая руна «Кано» – факел.
– Comandante, в мире есть много удивительных вещей. Например этот мир и люди, что его населяют… Впрочем, это неважно… – майор повернулся ко мне, – Так это он? Комендант кивнул.
– В боях бывал? Теперь кивнул я.
– В северных широтах дрались?
– Нет… – я не успел ответить, как комендант вставил:
– … но воевал в пустыне.
– Картографию знаете? Я опять кивнул.
– В чем разница между обычными и гномоническими картами?
– Гномонические строят в проекции… А в чем дело?..
– На прошлой стоянке мое alter ego попало в лазарет с дизентерией. Комендант перевел:
– Майор Дель Тронд попросил меня подобрать способного офицера на должность начальника его штаба…
– И командира второй бандерой. У меня в хоругви две бандеры. Первой командую я, второй – мой начальник штаба. Говорят, ты рвешься на фронт, и я могу гарантировать, что мы ворвемся в драку раньше любого подлеца, обитающего в этом городе. Я задумался.
– Соглашайся! Времени мало… Был соблазн поставить командиром бандеры какого-нибудь унтера, но я решил, что не стоит. Мы еще не начали драться, чтобы нести потери… Я посмотрел на коменданта – он кивнул. Я повторил его движение.
– Стало быть решено, – майор порылся в карманах и протянул мне шеврон – копию нашитого на его предплечье, – поздравляю с вступлением во вторую Регийскую хоругвь… Мне не оставалось ничего, кроме как выбросить руку в салюте:
– Какие будут приказания, господин командир? Майор Тронд улыбнулся:
– Замечательно! Видно солдата… Приказ будет… – Он опять полез в карман и извлек оттуда лист бумаги: мне нужны карты этих земель. Если посчитаешь нужным что-то добавить – я оставил место. Пусть картографисты сделают по две копии…