Ворону не к лицу кимоно
Шрифт:
На мгновение растерявшаяся Асэби залилась краской.
«Так вот почему молчали Укоги и все остальные», – подумала она.
– Заявление Госпожи в лиловом о том, что в этот раз при дворе находится ворон-таю, ничего не значит. Ведь до сих пор она сама была таким вороном-таю.
Позже тетка Масухо-но-сусуки стала наложницей правителя, родился молодой господин, а она сама скончалась сразу после того, как было объявлено о передаче наследования от старшего брата к младшему.
– Так что не позволяй ее словам обмануть тебя, Асэби.
«Ошибка» – наверное, это
– Кажется, я поняла, почему Укоги не хотела говорить об этом.
Конечно, слуга – совсем не ровня знатной барышне – тоже не мог бы ответить на вопрос о таком происшествии.
– Нехорошо вы поступили, – сказала Масухо-но-сусуки, бросила последний взгляд на письмо и аккуратно отдала его Асэби. – Но почему вы не показали его Сиратаме?
– Мне прислали его неофициально, так что я чувствовала себя виноватой. К тому же, судя по ее поведению, она могла его порвать.
Асэби выглядела обеспокоенной, и Масухо-но-сусуки сказала ей с улыбкой:
– Не волнуйся. Я не настолько глупа, чтобы докладывать о таком.
– Еще раз благодарю вас.
Дождь перестал, но солнце уже клонилось к закату. Глядя на падающие с крыши капли, Асэби вдруг поняла, что очень надолго покинула Весенний павильон.
Она забеспокоилась, но Кикуно спокойно сказала ей:
– Не волнуйтесь, госпожа. Как только вы пришли в Осенний павильон, я сразу же отправила весточку к вам.
– Оставайся на ночь у нас. Уж теперь-то я точно не буду говорить, что ты мне мешаешь. – Масухо-но-сусуки встала. – Хакама еще можно надеть мои, никто не заметит, но с накидкой так не получится. Укоги увидит – поднимет шум.
Кто-то протянул ей высохшую накидку котиги. Увидев в ней дыру, Асэби потеряла дар речи. Видимо, ткань порвалась, когда Сиратама ухватила ее за одежду.
Асэби занервничала, не зная, что делать, но Масухо-но-сусуки засмеялась:
– Не волнуйся, я починю.
– Вы сами?!
Асэби выказала неприкрытое изумление, и Кикуно обрадовалась:
– Я ведь говорила! Наша госпожа искусна в этом деле!
Масухо-но-сусуки, изучая одежду Асэби, приказала:
– Кажется, уже все высохло. Кто-нибудь, принесите шкатулку для рукоделия. Здесь немного, будет быстрее, если я починю это сама, чем поручать это придворным дамам. До захода солнца будет готово.
Они тут же перешли в соседнюю комнату вместе с кимоно. Масухо-но-сусуки ловко занималась делом – такой ее Асэби еще не видела.
В комнате, окруженной по периметру блестящими черными колоннами, стоял обращенный во двор длинный и узкий рабочий столик, а на нем – затейливо украшенная шкатулка для рукоделия. Иголки, торчавшие из подушечки, сверкали под заходящим солнцем, отбрасывая тонкие лучики света. Масухо-но-сусуки, сидя перед столиком, умелой рукой вдела нитку в иголку и под взглядом Асэби стала молча штопать прореху.
Во влажном воздухе чувствовался особый сладкий аромат опавших листьев. Силуэт Масухо-но-сусуки, выделяющийся на светлом фоне, выглядел изящно и женственно.
Наружные двери полностью распахнули, и было видно, как блестят, роняя капли, красные кленовые листья. Эту картину обрамляли отполированные доски, покрытые черным лаком, и создавалось впечатление, будто на черной поверхности воды плавали опавшие листья. Небрежно рассыпанные волосы с красноватым отливом выглядели словно сияющий поток меди. Любая парча померкла бы перед этой красотой, казалось, принадлежащей иному миру.
Пальцы Масухо-но-сусуки действительно двигались уверенно, и, глядя на ее руки, невозможно было поверить, что они принадлежат старшей дочери, непосредственной наследнице Западного дома. Недаром она сказала, что работает быстрее любой придворной дамы, занимающейся шитьем: иглой она действовала так, что могла бы дать фору любому ремесленнику.
– Как вы умело шьете! – восхитилась Асэби.
Масухо-но-сусуки бросила на нее быстрый взгляд и слегка улыбнулась.
– У меня ведь есть братишка, – бросила она, не прекращая работу. Асэби взглядом попросила о продолжении, и та, продолжая работать, начала свой рассказ:
– У меня много братьев и сестер от разных матерей, но из родных – только старший и младший братья. А у тебя есть младшие?
– Нет, к сожалению.
– Что ж… Это хорошо, когда есть кто-то, кто всегда на тебя надеется. Мать не особо занималась братишкой, так что он любил меня, как мать. Он с детства был непослушный… – Масухо-но-сусуки улыбнулась и действительно стала выглядеть как старшая сестра. – Хоть и благородный ворон, он часто убегал играть на улицу, а прибегал в порванной одежде. Если бы няньки-наседки узнали, они бы рассердились, поэтому он все приносил мне. Когда братишка делал плаксивый вид, мне было ужасно смешно, вот я и не могла его ругать и зашивала все тайком. Видимо, ему это нравилось, так что он часто прибегал ко мне. Так я и научилась шить. Но скоро он поступит в Кэйсоин, и мы уже не сможем встречаться. Не придется мне больше зашивать ему одежду.
Масухо-но-сусуки вдруг печально вздохнула:
– Но мне нельзя тосковать. Сиратама говорит, что его судьба зависит от меня.
Лица Масухо-но-сусуки, сидевшей против солнца, Асэби не видела.
На следующий день Асэби вернулась в Весенний павильон и оказалась лицом к лицу с Укоги.
Девушки решили сохранить то, что произошло, в секрете, поэтому Укоги ничего не знала и отругала Асэби за то, что та заночевала в Осеннем павильоне без разрешения.
– И не смейте больше поступать так легкомысленно! Неужели у вас нет никакой гордости?
Однако Асэби, не дрогнув, посмотрела в глаза Укоги:
– Откуда у меня взяться гордости? Я настолько беспомощна, что моя самая близкая дама-нёбо скрывает от меня, что моя мать была представлена ко двору.
Услышав эти слова, Укоги изумленно округлила глаза:
– Госпожа Асэби, откуда вы это…
Уже заговорив, она поняла, что дело в Осеннем павильоне, поняла, что ее поступки, наоборот, мешали Асэби быть уверенной в себе. Чуть погодя она поникла плечами, и, когда снова заговорила, в ее голосе уже не слышалось той угрозы.