Воронья Кость
Шрифт:
— Если ты не против, я хотел бы заполучить твой флаг с голубем, — сказал Воронья Кость.
Ойенгуссо заморгал, затем улыбнулся и кивнул, отправив сына за флагом, а потом удалился сам; через некоторое время зазвенел большой колокол, а монахи затянули псалмы. Побратимы стояли и ждали, не обращая внимания на дождь, — лубяные верёвки, переброшенные через ветви деревьев, скрипели и раскачивались, пока жертвы отчаянно брыкались и дергались в петлях.
Когда висельники перестали дёргаться, Воронья Кость попрощался с Торгунной. Церковь отбрасывала на неё тень, высокая колокольня взмывала в небо за её плечами.
— Если я встречу Орма, что ему передать? — спросил Воронья Кость. Улыбка мелькнула на её губах, в тусклом дневном свете она вдруг показалась ему постаревшей и ссохшейся, словно последнее оставшееся в бочке зимнее яблоко.
— Скажи ему что сожалеешь, что нарушил клятву, — ответила она, и эти слова, словно пощечина, заставили его попятиться.
— Я имел в виду тебя, — ответил он, и тем самым, признал её правоту, хотя, понял это гораздо позже. — Сказать ему, где ты?
— Можешь сказать, а можешь и не говорить, — ответила она печально, только сбив его с толку. Затем плотнее запахнулась в толстый шерстяной плащ и глянула на небо.
— Я ухожу, — сказала она, чуть вздрогнув, словно холодный ветер коснулся её шеи. Воронья Кость не понял, что она имела в виду — уходит сейчас или вообще покидает это место.
— Я пойду, — прошептала Торгунна, её глаза почернели, как воды ледяного моря, и она отвернулась; сейчас она выглядела ещё более мрачной и унылой, чем раньше.
Когда Воронья Кость зашагал прочь, осознавая, что воины, следующие за ним угрюмы и мрачны, словно тучи, он обернулся к женщине, которую раньше знал под именем Берто, и протянул ей синий флаг.
— Держи, — сказал он жёстко, словно отвесил пощёчину. — Теперь ты женщина. Сшей из него то, что я тебе скажу.
Команда Вороньей Кости
Трубили рога, от огромного скопления воинов поднимался пар, они выдыхали столько тепла, что воздух над армией колыхался словно вода. Ирландцы пробегали мимо Вороньей Кости, один из них неловко пытался закрепить скатанный плащ, перекинутый через правое плечо, чтобы руки оставались свободны; кожаный шлем съехал на один глаз, древком длинного копья он ударил в плечо бегущего позади, на что тот разразился длинной тирадой ирландских проклятий.
— Вот, — я сшила.
Она протянула ему длинное копьё, сжимая в руке намотанную на древко материю, а затем разжала кулак, и знамя развернулось; послышалось что-то среднее между усмешками и восторженными возгласами. Воронья Кость рассмотрел флаг — на голубом квадрате реял белый орёл, хотя некоторые решили, что крылья у орла довольно странные. Ничего удивительного, ведь раньше этот орёл был голубем.
— Ты хорошо постаралась, — сказал он, и это было действительно так, — дурацкую ветку распустили, а из этих ниток Берлио нашила голубю когти и изогнутый клюв. Совсем не похоже на знамя Обетного Братства, как язвительно заявил Онунд, ведь на их флаге изображён знак Одина — валькнут. Воронья Кость поинтересовался, может ли он по-быстрому сшить такой флаг, ну а если нет, то сойдёт и этот, потому что принцу Олафу позарез требовалось знамя.
— Можно я буду его нести? — с вызовом спросила Берлио, вздёрнув подбородок.
Она действительно хорошо постаралась, и он признал это. А теперь задала вопрос, сжимая длинное копьё со знаменем, находясь в самой гуще вонючей, суетливой, ревущей армии, когда вот-вот начнётся резня, и их руки по локоть обагрятся кровью. Воины притихли, позабыв о своих делах, чтобы услышать ответ.
— Нет, — сказал Воронья Кость, хотя её храбрость произвела на него впечатление. — Ты — женщина, поэтому не можешь нести знамя. Это дело для мужчины. Лучше сними штаны и одёрни платье, мы всё-таки на войне.
Кэтилмунд рассмеялся, заметив, как она нахмурилась, а затем, выхватил знамя из её рук и поднял повыше, — раздались немногочисленные восторженные крики. Воронья Кость увидел Конгалаха, широким шагом ведущего свой ирландский отряд, рядом в собственной маленькой кольчуге семенил Маэлан.
— Надеюсь, твои люди сражаются лучше, чем кричат, северянин, — прорычал он Вороньей Кости, а затем, смеясь, повернулся к Гилла Мо, высоко подняв меч, и его люди во всю глотку проорали его имя — Конгалах, сын Фланна, лорд Гайлеанга.
— Выглядит молодцом, — раздался чей-то голос поблизости, — это оказался Брюти, Воронья Кость обрадовался, что вспомнил его имя.
— Так ему и подобает, — сказал Мурроу, крепко хлопнув Брюти по спине, выбив дождевые капли из его шерстяного плаща. — Ведь это принц из Уи Нейллов, и стоит он с десяток таких, как ты.
— Принцы, — огрызнулся Онунд и демонстративно сплюнул, так что Кэтилмунд усмехнулся. Воронья Кость промолчал, сделав вид, что привык к выходкам исландцев, но на самом деле гнев жёг его изнутри, а пострадавшая левая сторона головы ощущалась куском льда.
— Что же, — заявил Хальфдан, наматывая свой плащ кольцом через плечо — это служило дополнительной защитой и обе руки оставались свободными, — он скорее мёртвый принц Уи Нейллов. Надо было ему послушаться своего папашу, любой разумный человек так и поступил бы.
Воины рассмеялись. Спор между Конгалахом и его отцом Фланном был очень громким; старик хотел, чтобы Конгалах некоторое время держался подальше от битв, потому что простреленная рука не может достаточно крепко держать меч. Также, он не хотел отпускать внука, ведь Маэлан был ещё слишком мал, ему исполнилось лишь двенадцать.
Конгалах едва ли не канючил, он говорил, что не может остаться дома и пропустить эту великую битву, и для него это единственная возможность принять участие в таком сражении. Теперь он шагал с мечом в руке, а его сын следовал по пятам, словно тень.
— Всё меняется, — сказал Мурроу, и вопросительно взглянул на Воронью Кость, который, вздохнул, нахлобучил мокрый шлем и приказал всем построиться. Старый привычный шлем получил вмятину, и теперь уже не казался таким удобным, металл, будто лёд, касался места ушиба.