Воронья Кость
Шрифт:
— Ну, по крайней мере, ты выучишься латыни, — сказал он, а затем взглянул на Берлио.
Повисла длинная и неловкая пауза.
— Берлио, — сказала она твёрдо, когда поняла, что Воронья Кость не собирается её представлять. — Я из вендских земель.
— Рабыня, — добавил Воронья Кость, а затем многозначительно посмотрел на неё, — принадлежавшая принцессе.
Орм ничего не сказал, хотя и был уверен, что Берлио считала себя более важной персоной, чем Воронья Кость о ней думал. Он просто кивнул и отвернулся, его сердце ликовало; Воронья Кость вырос, но всё же ему предстояло ещё многому научиться — любви, дружбе и силе клятвы.
И они шли дальше, оставляя за собой людей, как слизняк слизь. Обетное Братство стало кулаком их отряда, побратимы почти не понесли потерь в стычках, с горечью подумал Воронья Кость, ведь почти всё уже было сделано до того, как они появились.
Но, тем не менее, от холода и скудной пищи страдали все, воины шли, пошатываясь, с замёрзшим дерьмом на ногах, некоторые падали и умоляли тащить их, другие же просили прикончить их чтобы не достаться живыми саамам. Остальные просто тихо и незаметно исчезали.
Узы, связывающие всех их, теперь представляли собой змеиный узел из клятвы, страха и надежды. Это удерживало воинов от того, чтобы перегрызть друг другу глотку, но неуверенность и недоверие никуда не пропали. Вид погребённых под снегом мертвецов только усиливал напряжение живых. Последний участок подъема на курящуюся гору буквально выжимал из них страх, словно воду из туго скрученной верёвки.
Гора казалась мрачной и седой, словно голова ведьмы, перед ними вздымались почти отвесные скальные стены. Они, спотыкаясь, преодолели нагромождения припорошенных снегом валунов, напоминающих спины китов, прошли весь нелёгкий путь от редкой линии мокрых, окутанных туманом сосен, где скрывались саамы в звериных масках. Здесь не было слышно птичьего пения, впереди зияла тёмная расщелина, из неё воняло тухлыми яйцами. Лишь один Финн обрадовался этому месту, потому что здесь было тепло.
— Здесь достаточно тепло, так что тает весь нападавший снег, — сказал он восторженно, будто сообщил хорошую новость. Все почувствовали тепло, которое слегка скрашивало зловоние, вырывающееся из дыры в горе. Но ничего более их не радовало, все их мысли были заняты тем, что придётся войти внутрь, как заявил Свенке Колышек.
— Я имею в виду, — рассуждал он, — что если тварь, живущая внутри, дышит так горячо, что весь снег неподалёку превратился в воду, то похоже, мы идём явно не в заячью нору.
— Да уж, сейчас я обгажусь от страха, — прорычал Кэтилмунд, а затем взглянул на Воронью Кость. — Пусть трясутся от страха те, кто нарушил клятву, и остался без покровительства Одина.
Воронья Кость наградил его испепеляющим взглядом. Его плечо пульсировало и горело, а голова была пустой, словно шар с воздухом.
— Я пришёл сюда не для того, чтобы трястись от страха у входа, — зарычал он. — Я пойду один и осмотрюсь, если людям от этого станет легче.
А он не трус, отметил Орм, хотя он всегда знал это, ещё когда Олаф был мальчишкой. Но всё остальное, что Орм узнал от Онунда и Кэтилмунда и остальных, ему совсем не понравилось. Он надеялся, что Воронья Кость проникнется Клятвой и будет держаться за нее, и будет использовать её силу, но стало понятно, что клятва тяготит принца из рода Инглингов. Он уже не побратим Обетного Братства, это стало ясно, но что его ждёт, думал Орм, было совершенно непонятно.
— Не стоит, принц, — посоветовал Орм. — Кажется, эта собака хочет нам о чём-то сообщить, и ты будешь нужен нам здесь, я так думаю. Отправь кого-нибудь другого.
Жёлтая псина с взъерошенной шерстью совершенно точно указывала на снежную дымку позади; воины неуверенно затоптались на месте и начали подумывать о своих щитах и оружии.
Воронья Кость двинулся к входу, там, где скальные стены вздымались ввысь с каждой стороны, — там могли встать в ряд не более трёх человек. И тогда жёлтая сука заскулила и завыла так же громко, как ветер, Берлио протянула руку и успокаивающе похлопала её.
— Клянусь Молотом, — зарычал Финн, оглядывая вокруг себя дымящуюся землю. — Я надеюсь, что место, куда мне придётся заползти, — не лоно богини, а то оно напоминает мне об одной женщине, которую я знал когда-то.
— Однажды я женился на такой же, — пробормотал Мурроу, раздался смех, почти воронье карканье, что издавали пересохшие от страха глотки, которые вдобавок еле дышали. И даже Берлио удалось выдавить улыбку, хотя в её карих глазах стоял страх.
Воронья Кость обернулся и взглянул разноцветными глазами на Клэнгера, который заметив это, тихонько застонал и подумал про себя: "сиськи Фрейи, почему он уставился именно на меня?" Но, тем не менее, он наблюдал поединок Олафа с Одом, и после этого зауважал молодого принца ещё больше. Клэнгер был уверен, что принц достигнет величия; оставалось лишь надеяться, что это величие не означает гибели Клэнгера. Тогда он втянул голову в плечи, словно вышел под ливень, и исчез в клубящемся паре.
Показалось, что всеобщее напряжение сразу же спало, воины повернулись к расщелине спинами, белый саван пара и влажное тепло дыхания дракона касалось их. Теперь они повернулись лицом к лицу с привычным врагом, они ждали появления смуглых низкорослых саамов в оленьих шкурах и звериных масках, с отчаянием тех, кому уже нечего терять.
Все понимали, что саамы нападут именно сейчас, даже слепой смог бы разглядеть их скопление среди карликовых сосен внизу. Было ясно видно, как они осторожно пробираются вперёд по открытым заснеженным участкам, так что не потребовалось бы даже недавнее предупреждение жёлтой суки.
Теперь их осталось не так много, как раньше, у большинства уже не было звериных масок, но у них всё ещё были маленькие луки и ужасные стрелы с чёрными древками и совиным оперением.
— Идут прямо сюда к нам, — прокричал Орм из-за спин выстроившихся воинов, укрывшихся потрёпанными, в зарубках, щитами. — Поднимаются наверх, в лоно женщины Финна, которую он плохо вспахивал, потому что оно ещё довольно узкое.
Воины разразились хохотом и расправили плечи. "Обречённые" — те, кто стояли в первом ряду, укрыли кольчужные торсы за щитами, а копьеносцы выстроились за ними вторым рядом, чтобы ощетиниться перед ними частоколом копий.
Финн свернул поля своей шляпы и надел поверх неё шлем, а затем сунул в зубы римский гвоздь. Воины захихикали, заметив это, и Мурроу покачал головой.
— Всё никак не пойму, зачем ты таскаешь эту шляпу, Финн Лошадиная Голова, — заявил он, — ведь она ни разу не принесла нам желанной погоды, ни раньше, ни сейчас.
Финн нахмурился. Потрёпанная, оборванная старая шляпа была трофеем из набега на усадьбу Ивара по прозвищу Штормовая Шляпа. Считалось, что эта чудесная шляпа может заставить утихнуть шторм. Именно поэтому Финн и забрал её, но за все годы, что носил её, он так и не научился ей пользоваться, в чём однажды и признался. Но это его ничуть не расстраивало, что он и сказал.