Воротиться нельзя влюбиться!
Шрифт:
Передо мной стоял суровый, опытный, битый жизнью мужик. Старый, но способный заткнуть за пояс десяток пышущих силой юнцов, стоит его только разозлить.
— Отворяй! — Евпатий Егорыч несколько раз прогрохотал по воротам.
Раджа виновато отвёл взгляд, а когда я достала из сумки морковку, чтобы поблагодарить его за такой необыкновенный опыт, и вовсе отвернулся, печально пригнув голову к земле. Стыдился, бедолага, своего поступка.
Ворота отворились сами, и мы вошли в неосвещённый ухоженный двор.
На крыльце стоял высокий, худощавый брюнет с резкими
— Привёл?
— Да. Как договаривались.
Ослепляющая догадка вспыхнула в мозгу, когда стоявший на крыльце мужчина кинул Евпатию Егорычу три маленьких, мягко светящихся в темноте яблочка. Я перевела взгляд на своего «спасителя» и сказала:
— Чтоб ты подавился своей молодостью!
Слова вырвались из груди облачками пара и вдруг тоже засветились, вспыхнули в ночной тьме.
— Эй, ты полегче с проклятиями-то! — раздосадованно отскочил в сторону старый принц.
Я думала было рвануть наружу, за ворота, но те, словно угадывая мои мысли, резко захлопнулись, тяжеленный засов сам собой задвинулся и будто бы сросся с ними — не отопрёшь.
Мои слова опали наземь, прожигая проталины в свежевыпавшем снегу.
— Ворожить запрещено! — строго сказал брюнет.
Евпатий Егорыч тем временем целиком запихнул первое яблочко в рот и захрустел. Даже в свете луны было видно, как медленно преображается его лицо. Съев последнее, третье яблочко, помолодевший принц расправил налившиеся силой плечи. Передо мной стоял мужчина лет пятидесяти, мощный и крепкий. Светло-русые волосы с лёгкой проседью начали виться. Кожа стала более упругой, расплылись и исчезли тёмные пигментные пятна, а шея раздалась вширь. Одежда вдруг стала принцу тесной.
— Не обессудь, Маруся. Красивых девок — пруд пруди, а молодость — одна, — в извиняющемся жесте развёл руками Евпатий Егорыч.
Не дожидаясь, пока хозяин отопрёт толстенные ворота, он упёрся ногой в поперечную балку забора и ловким движением попытался перемахнуть со двора на улицу, но его словно упругая преграда откинула.
— Только с моего разрешения, — хозяин терема говорил спокойно и тихо, но от его голоса пробрало так, что захотелось забиться в угол и там остаться ночевать.
Засов на воротах снова ожил, отъехал в сторону, одна воротина слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель беззвучно скользнула массивная фигура теперь уже не старого, а матёрого принца.
От унижения и осознания своей наивности хотелось разрыдаться. Вместо этого я взяла и разозлилась. Не хватало ещё перед всякой нечистью нюни распускать.
Повернула голову к монстру, которому меня так изящно привели на заклание, и посмотрела в чёрные глаза. Не глаза, а чарки с кипящей смолой — того и гляди ошпарят.
— Ну здравствуйте, сударыня навомирянка. Правил пока три: не ворожить, терем не покидать, в мой кабинет не входить. Не советую их нарушать.
Я тяжело дышала, глядя на колдуна, что задумал принести меня в жертву, и не знала, что делать дальше.
Сказ седьмой, о
Коли так оно и есть —
Я отказываюсь есть!
Вот тебе моя, папаша,
Политическая месть!
Вот не стану есть икру,
Как обычно, по ведру, —
И на почве истощенья
Захвораю и помру!..
— Прекрасные правила, — ядовито проговорила я, яростно втягивая ноздрями морозный воздух. — Других нет?
— Нет.
— А зря… Зачем вы собираетесь меня в плену держать?
— В гостях, — ледяным тоном поправил хозяин моей новой тюрьмы. — В качестве почётной гостьи.
— Гостий не держат взаперти! И не выторговывают у предателей! — процедила я.
— Таких желанных и редких гостий, как вы, принимают по-особенному, — саркастично хмыкнул князь. — А теперь идите в отведённые вам покои и не доставляйте мне неудобств. Желательно, сделайте так, чтобы я вас не слышал и не видел до тех пор, пока у меня не появится время с вами переговорить, — тоном, не терпящим не просто возражений, а даже несогласного моргания, проговорил князь.
— Ну уж нет! Я требую объяснений!
Хозяин терема едва заметно приподнял бровь, изучая меня.
— Ваша светлица на втором этаже, налево от лестницы. Дверь открыта. Спокойного сна.
— Подождите! Вы же не можете оставить меня вот так! Я не усну! Объясните, зачем я вам нужна!
— Я ничего не обязан вам объяснять. Но, может быть, сделаю это, когда вы успокоитесь.
— Если вы сейчас же не объясните, зачем я вам и что вы собираетесь со мной сделать, то гарантирую, что вы об этом пожалеете! — исподлобья посмотрела я на закутанного в чёрное равнодушного колдуна.
— Терпеть не могу женские истерики, — надменно хмыкнул князь.
С этими словами он развернулся и ушёл, оставив меня одну в холодном дворе. Хорошо хоть входную дверь не запер. Первым делом я метнулась к воротам — подёргала вросший в них деревянный засов толщиною с мою ногу. Попыталась влезть на поленницу и выбраться наружу, но мягкая преграда раз за разом отталкивала меня от невысокого — даже ниже двух метров — забора.
Да как этот повелитель дохлятины посмел? Не доставлять ему неудобств? Сделать так, чтобы он меня не слышал и не видел?! Да щаз!!!
Внутри всё бурлило от негодования и обиды на этот дурацкий, насквозь фальшивый мир и двух этих сказочных долбо…гадов!
И если хитрозадому принцу я уже ничего сделать не могла, то вот давать возможность князю выспаться с комфортом, пока я тут извожусь в неведении — чёрта с два!
Я вошла в терем, жадным взглядом ища, какие бы правила там можно пособлюдать. Внутри было довольно темно, только свет нескольких маленьких лампадок освещал путь на второй этаж. Ага, разбежалась, волосы назад.