Воровское небо
Шрифт:
Получилось нечто вроде большой круглой чаши.
— Хватит! — прикрикнул Фелтерин. Эта суматоха окончательно отвлекла его от завтрака и бумаг. — Лемпчин, прекрати свой кошачий концерт! А тебе, Раунснуф, поделом: нечего было дразнить парня! Теперь так и будешь ходить с ним в обнимку, по крайней мере, до тех пор, пока я не выберу время отвести вас на Кожевенную улицу. Клей, конечно, мерзкий, но вряд ли он клеит намертво. Наверняка его готовил мастер Чолландер, думаю, у него должен найтись нужный растворитель. Конечно, на это потребуется время, но это не продлится долго, скоро вы оба окажетесь на свободе и сможете вновь
Кстати, авось Чолландер даст нам достаточно растворителя, чтобы смыть со стен эти проклятые листки!
— Ну, слава богам! — Глиссельранд вздохнула с облегчением — по крайней мере, ей самой не придется никого вести на Кожевенную улицу. — Если с этим улажено, я, пожалуй, побегу. Пока, моя радость! Не беспокойся за меня. Если я задержусь, ложись спать без меня.
Она чмокнула Фелтерина в щеку.
— Слишком-то уж не задерживайся, любовь моя, — сказал актер, возвращая ей поцелуй. — Отдых тебе нужен не меньше моего — особенно перед этим ужасным прыжком в третьем акте.
И смотри, избегай улиц, которые выглядят опаснее прочих.
Помни, что из всех жителей Санктуария пожертвовать деньги могут только те, кто действительно богат.
— Знаю, знаю, мой дорогой, — усмехнулась Глиссельранд. — Но осталось еще много богатых и знатных людей, у которых я пока не побывала. И я намерена исправить эту оплошность. Ну, пока. Береги себя.
И удалилась через кухонную дверь.
Глиссельранд никогда не выходила из комнаты просто так.
Она именно удалялась.
Если бы Лемпчин прилип к кому-то другому, путешествие по улицам Санктуария было бы ужасным испытанием для парня. Но Раунснуф был великий комик. Он сумел превратить этот унылый поход в развлечение. Люди смеялись и показывали на них пальцем, но Раунснуф не оставался в долгу.
— А вы-то что смеетесь, госпожа? Посмотрите на то, как она липнет к тому мужику!
— Вы думаете, мне плохо? Ха! Видели бы вы меня вчера вечером, пока я еще не протрезвел!
— Я сказал портному, что в этом платье хватит места на двоих, и он посадил сюда кого-то еще!
— Это совсем не то, что вы подумали! На самом деле я брат-близнец Инаса Йорла! Точнее, мы оба.
Таким манером они окунулись в миазмы Кожевенной улицы, миновали дубильню Зандуласа и подошли к лавке клеевара Чолландера. Долговязый парнишка с копной золотистых волос попросил их подождать, и минутой позже сам клеевар вынырнул из задней части лавки, стирая с рук кровь.
Фелтерин, не тратя времени, объяснил, что приключилось с его комиком и слугой, и под конец добавил:
— А еще эти листки! Мне придется купить растворитель, чтобы отмыть эту дрянь не только с Раунснуфа и Лемпчина, но и со стен нашего прекрасного города.
Чолландер поморщился и облокотился на прилавок.
— Мастер Фелтерин, вы, конечно, хороший клиент, покупаете у меня уйму клея и мастики для грима, но… Боюсь, я не смогу продать вам растворитель для этого клея.
— Это почему? — осведомился Фелтерин.
— Потому что Вомистритус заплатил мне уйму денег за то, чтобы я его никому не продавал. Заключая с ним сделку, я не предвидел, что могут возникнуть подобные проблемы, — он кивнул на слипшихся в один ком Лемпчина и Раунснуфа. — Но контракт был совершенно недвусмысленным. Вомистритус сказал, что у него возникли проблемы с вандалами, и я решил,
Клеевар погрузился в неловкое молчание, уткнувшись взглядом в прилавок.
— Быть может, я могу аннулировать этот контракт, предложив вам большую сумму? — предположил Фелтерин.
Чолландер рассмеялся.
— Ну, это вряд ли! Он предложил мне такую сумму, что сперва я подумал, не шутит ли он. Тогда он предложил мне проверить его счет у Ренна. Я проверил. И, честно говоря, мастер Фелтерин, задумался, а остались ли в Рэнке вообще деньги. Такое впечатление, что новый император вздумал опустошить казну и набить золотом карманы своих родственников. Сперва сюда приезжает благородный Адабас, бог весть зачем нанимает дом, полный слугилсигов, и дает всем понять, что у императора есть очень славные родственники. А теперь сюда заявился вовсе не благородный Вомистритус, словно затем, чтобы показать, что родственники императора могут быть очень неприятными. На месте императора Терона я отозвал бы домой Адабаса со всем его семейством и срезал бы кошелек старому Отрыжке, как прозвали его слуги. Но я — не император. И я не в том положении, чтобы рискнуть расторгнуть соглашение с родственником императора. Однако было бы жестоко оставить этих бедолаг…
Тут его рассуждения были прерваны шумом, донесшимся с улицы, и в комнату влетел парнишка, такой же пухлый и маленький, как Лемпчин, но с оливковой кожей.
— Хозяин, хозяин! — крикнул он. — Сюда валит целая армия!
— В самом деле, Замбар? — спокойно спросил Чолландер. — Ну что, мастер Лицедей, будем защищать крепость?
Они вышли из лавки и увидели если не армию, то, по крайней мере, весьма разъяренный военный отряд. Он состоял из пажей, пехотинцев и, что особенно неприятно, немалого числа гладиаторов. Во главе колонны шагал пожилой мужчина с лицом как грозовая туча. Восемь гладиаторов, шагающих в середине отряда, несли занавешенные носилки, откуда слышались испуганные женские вопли. Женщина, похоже, была в истерике.
— Силы небесные! — тихо сказал Раунснуф. — Это Лован Вигедьс. И он, похоже, не в духе.
— А кто такой Лован Вигельс? — так же тихо спросил Фелтерин.
— Сводный брат Молина Факельщика, — пояснил Раунснуф.
— Тогда почему же мы не видели его в театре? — спросил Фелтерин.
— Может, оттого, что они не в ладах, — сказал Раунснуф, — а может, оттого, что он живет за городом в своем поместье Край Земли, где натаскивает гладиаторов, может, также…
Раунснуф не договорил: Лован Вигельс остановился прямо напротив лавки клеевара.
— А, клеевар! Судя по твоим спутникам, ты уже нарвался на неприятности из-за своего замечательного клея!
Чолландер тяжело вздохнул и снова принялся объяснять, какую сделку он заключил с Вомистритусом, родичем императора Терона. Но знатный ранканец оборвал его на полуслове.
— Плевать мне на то, сколько там заплатил тебе родич этого самозванца! Я знаю одно: моя свояченица, леди Розанда, влипла в эту пакость, так же, как эти двое!
Он откинул занавеску, и взорам собравшихся предстала леди Розанда. Она не была так облеплена бумагой, как Лемпчин с Раунснуфом, но все же достаточно, чтобы дама ударилась в истерику.