Воровское небо
Шрифт:
— Стой! — крикнул Ганс, но Нотабль уже ринулся за человеком, который посмел его пнуть и, что еще хуже, ухитрился застать врасплох.
— Нотабль! — Шедоуспан бросился следом за котом.
В кабинете устрашающее рычание огромной кошки слилось с отвратительным клокотанием крови в пронзенном горле Марипа. Ганс кинулся на выручку другу. Кот вздыбил шерсть, отчего сделался в два раза больше. И замер, пригвожденный к полу еще одним жестом мага и неразборчивым бульканьем. Распушенный хвост Нотабля казался рыжим гребнем, ощетинившимся острыми зубьями.
— Получи еще один подарочек, колдун!
Раненый,
А по полу продолжали катиться разнообразные инструменты и всякие мерзости, необходимые в его ремесле.
Включая и очень симпатичную клетку с маленькой мышью внутри. Клетка со звоном ударилась о паркет, прутья из мягкого металла погнулись. Громко дребезжа, клетка завертелась на полу.
Маленький зверек, вне себя от страха, проскользнул между погнутыми прутьями решетки и бросился бежать. Зверюга, которую уже не сдерживало заклятие мага, поступила как истинный кот — прыгнула, и через мгновение Нотабль уже хрустел добычей. Изо рта у него торчал кончик мышиного хвоста!
Марип, который был Маркмором, издал пронзительный, быстро оборвавшийся вопль. Марип был давно мертв, но Маркмор мог жить в его теле, лишь пока его собственная душа находилась в теле мыши. Мышь съели. И тело Марипа освободилось, перестало жить. Оно начало распадаться, быстро приближаясь к состоянию полуразложившегося трупа.
Зрелище было ужасающим. В воздухе повисла невыносимая вонь.
— Фу! — Шедоуспан зажал нос так, что он жалобно заныл. — Нотабль! Уходим! Фу-у!
И он выбежал из кабинета. Огромный рыжий демон потрусил следом за ним. Вздыбленный хвост торчал рыжей щеткой. Они достигли замаскированного входа в старый тоннель, промчались по нему и ни разу не остановились, пока не добежали до выхода в «Сад Лилий».
Освобождая Эмоли от пут, кляпа и повязки на глазах, Ганс рассказывал ей о том ужасе, который они со Нотаблем только что пережили.
— Марип взял и.., и…
— Это был не Марип, — сказала она, хлебнув вина, чтобы промочить пересохшее горло, и непрерывно облизывая сухие губы. — Марип умер. Ему хватило ума вернуть Маркмора, а тот вместо благодарности убил Марипа. Твой кот прикончил Маркмора, и ты увидел, что бывает с мертвецом, пролежавшим несколько недель. И вот что я скажу тебе, Ганс по прозвищу Шедоуспан, вор и погибель чародеев, а может, еще и герой, — сегодня ты оказал мне огромную услугу. Ты дал мне жизнь, свободу и сотню империалов, и я рада, чертовски рада убраться из этого драного города!
И она ушла.
На следующий день Ганс, уже безо всяких личин, наведался к Стрику и сообщил, что нашел превосходное прикрытие и неплохое дело для Таи. Стрик поработал над ее внешностью, а потом отправил к Ахдио, чтобы тот наложил на нее более длительное заклятье. Она так и осталась пышной и красивой дамой, но отнюдь не Таей, бывшей возлюбленной принца. Она стала Алтаей, хозяйкой «Сада Лилий» и компаньонкой Стрика.
В тот же день двое человек в синих одеждах «в стиле Стрика» передали
Ганс же преподнес отцу Мигнариал и Джилил сумочку с первоклассным и очень дорогим жемчугом, который он не украл, а заработал. Он настоятельно посоветовал Теретаффу заказать дочерям серьги из нескольких жемчужин, «а остальное где-нибудь прикопать».
Ганс покинул дом Теретаффа, не потрудившись сообщить ему, что спрятал в его лавке мешочек с золотом. Целее будет.
Некоторое время спустя в «Распутном Единороге» Ганс отдал порядочную горсть империалов служанке Силки, да еще прикупил выпивку на вынос, поскольку в «Единорог» начала набиваться шумная и пьяная толпа, которая выводила его из себя. Ганс вышел и направился в «Кабак Хитреца». Там он вновь закупил выпивку, и ушел, как только публика в кабаке стала шуметь — это выводило его из себя. Он вернулся домой с большим бочонком пива и с радостью смотрел, как Нотабль набросился на хмельной напиток. Никогда еще зрелище лакающего кота не доставляло вору столько удовольствия.
А через неделю он торговался с мастером Чолли за нож, который он узнал с первого взгляда — прекрасную и полезную штучку. Правда, рукоятка у него была сломана, но смертоносный серебряный клинок был выше всяческих похвал!
Джон ДЕ КЕС
НЕКОМПЕТЕНТНЫЕ ЗРИТЕЛИ
АКТ ПЕРВЫЙ
— Да мне плевать, что он двоюродный брат самого императора! — разорялся Фелтерин, размахивая листком бумаги, который он отодрал от стены, пока еще не высох клей. — Если бы он был императору по душе, черта с два он выслал бы его в Санктуарий!
— Дорогой мой, — сказала Глиссельранд, порхая пальчиками над клубками разноцветной шерсти, — есть большая разница между неприязнью к кому-нибудь из родственников и желанием навредить им. Вспомни, император Абакитис отослал душечку Китти-Кэта в Санктуарий вовсе не оттого, что желал ему дурного.
Все прекрасно понимали, что Абакитис просто убрал Китти-Кэта с дороги, как прекрасно понимали и то, что он готов был снести голову любому, кто осмелится пролить королевскую кровь.
— Я, собственно, и не собирался убивать Вомистритуса, — пробормотал Фелтерин, расстроенный твердостью своей супруги.
Глиссельранд рассмеялась.
— Да ну, зайчик? Тогда он первый критик, который избежал угроз после того, как ты получил такую рецензию!
Святая истина! В город пробрался злейший злодей из когда-либо существовавших. Перед ним блекли все его предшественники — за исключением разве что Роксаны. Задолго до падения Рэнке и Илсига, еще до того, как первые поселенцы обосновались на берегах рек Белая и Красная Лошади, было замечено, что критика свидетельствует о становлении какой-либо отрасли искусства. Но сам Фелтерин считал, что появление критиков свидетельствует скорее о деградации общества, потому что люди перестают полагаться на собственный ум и вкус и предпочитают доверять мнению других.