Ворожей Горин – Зов крови

Ильичев Евгений

Наспех переодевшись, я выбежал из терапевтического корпуса, в вестибюле которого по-прежнему было не протолкнуться, во двор. Да что тут происходит? Не больница, а какой-то двор проходной! Направился я не к КПП, а прямиком в морг.

Итак, что требовалось в первую очередь проверить в моей ситуации, если все вернулось на круги своя — то есть все умершие ожили, а все опасные для меня личности самоустранились? Правильно, мне нужно было убедиться, что исправились и все несуразицы прошлых суток. Да-да, я о пресловутом хряке говорю, невесть как появившемся в морге вместо тела покойной Семеновой.

Неказистое двухэтажное здание морга находилось в самом неприметном месте больничного комплекса, между прачечной и вторым КПП. Еще

издали я заметил какую-то толпу на улице. Неужели у нас за сутки столько человек померло? Пациенты у морга обычно не трутся, это участь их родственников. Сейчас же у морга топталось навскидку человек десять. По местным меркам — целая толпа. Хотя, возможно, помер кто-нибудь из «шишек» или же аксакал из ближнего зарубежья, а все эти люди — его многочисленные родственники и представители диаспоры. В любом случае вливаться в толпу горюющих и, возможно, слишком возбужденных людей у меня желания не было. Благо для врачей есть служебный вход, к нему я и направился. После второго звонка меня без каких-либо проблем пропустили. Дежурил тот самый санитар, с которым мы недавно бабку Семенову профукали.

— Свинья тут? — на ходу спросил я вечно заспанного бедолагу, краем глаза заглядывая в пустую секционную. После утренних приключений он выглядел на удивление спокойно.

— Нехорошо так о начальстве, — угрюмо ответил санитар, запирая за мной входную дверь.

— Чего? — не понял я, а потом сообразил: заведующего патологоанатомическим отделением Виктора Сергеевича Ермоленко за глаза хряком в больнице называли. То ли по национальному признаку, то ли за внушительные габариты.

В секционной, кстати, хряка не было. Ни одного. Ни того самого, что еще утром хрюкал, ни заведующего, а потому я бодрым шагом направился к холодильнику.

— Да нет, я не про это.

— А ты чего, собственно, хотел-то?

Отвечать на дурацкие вопросы времени не было. Я ворвался в холодильник — довольно большое помещение, где в специальных индивидуальных боксах одновременно могло храниться до десяти покойников. Буквально перед самым носом санитара я захлопнул тяжелую металлическую дверь, запер ее на специальный засов и, благоговея, подошел к той самой секции, где должна была лежать бабка Семенова. Дрожащими от волнения пальцами я отодвинул специальную задвижку, служившую боксу замком и, откинув крышку секции, резким движением выкатил каталку. Вдох, выдох и еще одно резкое движение — и на пол полетела застиранная и пожелтевшая от времени простынь.

— Вот же (непечатно)! — вырвалось у меня из груди, в которой бешеным галопом колотилось сердце.

На каталке лежал труп Семеновой. Целый. Без пятачка, копыт или еще какой чертовщины. Обычный морг, обычный холодильник, обычный труп. Все так, как и должно быть. На всякий случай я потрогал холодное тело. Мертвая. Осмотрев живот покойницы, я убедился, что родинки (чтоб их!) все-таки действительно совпадают с теми, что я видел вчера на сексапильном призраке бабки Семеновой. Затем я закрыл тело и вернул его на место. Постоял, подумал под аккомпанемент ударов в запертую дверь (это перепуганный моим поведением санитар долбился), а после решил, что нужно перестраховаться. Вытащил тело Семеновой обратно, отпер холодильник и впустил возмущенного парня.

— Горин, ты чего чудишь? — заорал тот, вваливаясь в холодное помещение.

Я поймал санитара за шею, и, не обращая внимания на разницу в наших с ним габаритах, приволок к телу покойницы, как нашкодившего школьника.

— Что видишь?

— Ты чего, Горин, головой ударился?

— Что видишь, я спрашиваю?!

— Да покойника я вижу! Труп лежит. Ты чего? — и санитар испуганно уставился на меня, попутно отдирая мою руку от своей шеи.

— Вот так и напиши в рапорте. А еще лучше, сфоткай на телефон! — посоветовал я.

— Вот еще, трупы фоткать я буду… — возмутился парень. — Я же не извращенец какой… А ты, кстати, чего это с ней заперся-то?

Отвечать

на его вопросы желания не было никакого. Уточнять, помнит ли санитар то, что было утром, я тоже не стал — и без того было понятно, что ни хрена он не помнит. В реальности это не он чокнутый, а я ополоумевший ординатор, любитель закрываться в холодильниках с трупами старушек. Представляю, какие после этого обо мне слухи по больнице поползут. А впрочем, сейчас мне до них дела не было.

Домой я ехал в напряжении. С одной стороны, выходило так, что страшная бабка Радмила свое слово сдержала и все вернула на круги своя, даже своего рода знаменитость из меня сделала. В больнице я теперь чуть ли не герой, меня теперь там уважают, работу предлагают, а некоторые сексапильные секретарши еще и на интимную близость намекают. Не жизнь, а сказка. Какой дурак откажется?

Но с другой стороны, изначально я, собственно, ни в чем виновен и не был. Все плохое, что со мной произошло за последние сутки — дело рук этой старой ведьмы. Получается, сейчас она просто исправила то, что сама же и натворила, и я ей ничем не обязан. То есть налицо самый натуральный и беспардонный шантаж. Поставь человека в сложную жизненную ситуацию, а после дай ему вздохнуть полной грудью. Это все равно, что схватить мужика за яйца и крепко сжать минут на сорок, а после отпустить и объявить, что он за такую радость вам теперь по гроб жизни обязан. Спрашивается, а чего ты, сволочь, вообще моими тестикулами интересовался? Следующим шагом, полагаю, будут угрозы ввергнуть мою жизнь обратно в ад, а если проводить аналогию — меня через пару дней вновь возьмут за мошонку. И представляется мне, что если я не пойду на контакт, выкрутят мне бубенцы так, что искры из глаз посыплются. Вернется бабка Радмила со своей доченькой Пелагеюшкой, и начнут они стращать меня чем-нибудь похлеще пропавшего трупа своей родственницы и двойного убийства.

И такая меня тут злость накрыла от всех этих мыслей. Вот же кошелки старые! И чего им в своей дыре не сиделось? Выползли на мою голову. Кстати, а где они все это время прятались? Призрак Семеновой что-то говорил про защиту, которую она на себя накладывала. Защиту такой мощи, что те две, прости господи, родственницы и близко к ней подойти не могли. Получается, продолжал рассуждать я, на автопилоте совершая переходы между станциями, и у меня есть возможность защититься от Радмилы с дочуркой? Сила-то Варвары Петровны у меня теперь! Стало быть, и колдовать я смогу, ну, или ворожить, как там у них это называется? И если эти две мымры умудрились за сутки столько раз мою жизнь с ног на голову перевернуть, то что я смогу сделать для себя сам? Неужто бабка Семенова была слабее своих родственничков? Это вряд ли, иначе не гонялись бы они так за ее силой. Стало быть, если научусь ее даром пользоваться, то заживу припеваючи. Может, даже Верку на ноги поставлю! А может статься, и такой расклад для нас обоих открою, что вообще всю жизнь в шоколаде жить будем. А что? Наколдую себе условную скатерть-самобранку, ну или палочку волшебную, как в Гарри Поттере, взмахну ею с криком «Акцио привилегированные акции Газпрома!», и все — жизнь удалась. Как в той песне об акционерах нашего народного достояния, что некогда бард-десятник пел по телеку.

От перспектив, нарисованных мной самому себе, даже голова слегка закружилась. Оставалось самая малость — самому поверить во всю эту чушь и найти способ овладеть силой покойницы Семеновой. Как я понял, сама она ко мне больше не явится, а дело придется иметь либо с ее помощником, который меня «сам разыщет», либо гугл мне в помощь. А что, в наше время в сети и не такое нарыть можно. Разумеется, девяносто девять процентов всего, что я на эту тему смогу найти, будет полным бредом, нацеленным на вымогательство денег у наиболее доверчивой категории граждан. Но все же крупицы какого-то знания там, возможно, отыскать и удастся. А раз такое возможно, то, стало быть, придется мне их отыскать.