Ворожей Горин – Зов крови
Шрифт:
— Ага, нашла дурака! — усмехнулся я. — Я сейчас вам понаобещаю, а по факту выйдет, что мне грохнуть кого-нибудь для этого придется или козла в жертву принести на кладбище в полнолуние. Я на такие жертвы не готов, знаете ли.
— А на что же ты готов ради жизни спокойной?
В прежде радушном голосе Радмилы зазвучали стальные нотки. Я, кстати, такого вообще не переношу. Как только чувствую, что меня кто через колено гнуть начинает, угрозами сыплет, гадости или проблемы сулит — тут же с катушек слетаю. Зверею прямо на глазах и делаю все в точности до наоборот от того, что от меня требуют.
— Ой, вот только не надо мне угрожать, дамочка! Знаю я ваши штучки! Я сейчас домой
С этими словами я планировал гневно ткнуть в экран пальцем и оборвать связь, но по какой-то странной причине у меня ничего не вышло. Рука с телефоном так и осталась висеть возле уха, хотя я изо всех сил пытался ее оттуда убрать.
— Ну, смотри, соколик, — сухо отреагировала на мою гневную тираду Радмила, — как бы тебе после этих слов не пришлось за ум браться да самому за мной бегать!
В трубке послышались гудки, а рука моя наконец освободилась. Вот как они это делают, блин?! Неужели нейролингвистическое программирование настолько буквально волю людей ломает? Сейчас я уже не сомневался, что это именно оно. Я ничего в больнице не ел сегодня, точно ничего не пил и никаких препаратов не принимал. Стало быть, химическим путем на меня они повлиять не могли никак. Остается лишь оно — нейролингвистическое программирование, секретная методика вербовки спецслужб, доступная только избранным силовикам и цыганкам на вокзале. Ну, ничего, это тоже не беда. Единственный выход — не общаться ни с кем подозрительным да не принимать звонки с незнакомых номеров. Делов-то!
За неприятным разговором с ведьмой Радмилой я не заметил, как добрался до дома. Интересно, Верка сегодня собиралась куда или дома торчит? Несмотря на свою мнимую инвалидность, моя сестра вела довольно активный образ жизни. Правда, мы с ней уговор имели — она всегда меня предупреждала, куда и с кем идет и когда будет дома. А я всегда знал, надо ли за ней куда-нибудь заехать после работы.
Да, в последние сутки мне, мягко говоря, не до Верки было, но, думаю, если бы она мне написала или позвонила, я бы это заметил. А так как от нее никаких сигналов не поступало, то стало быть, дома она.
Тем не менее после разговора с ведьмой на душе было неспокойно. Я прибавил шагу и уже через пять минут стоял перед своей дверью, прислушиваясь к глухой тишине за ней. Спит она, что ли? Да вроде полдень уже, куда столько дрыхнуть-то?
Решившись, я все же вставил ключ в замочную скважину и попытался его провернуть. Ничего не вышло. Значит, дома Верка, но по какой-то причине вставила свой ключ изнутри в замок, да так и не убрала его. Раньше она так не делала никогда. Ей самой трудно из квартиры дверь открывать, а потому у нас было за правило не оставлять ключ в замочной скважине.
Предчувствуя неладное, я начал названивать в звонок, попутно тарабаня в дверь кулаком. Уже на пятом звонке начал лихорадочно прикидывать, в какую службу звонить в первую очередь — в МЧС, чтобы дверь вскрыли, или все же в полицию? А может, Верке там плохо стало, и лежит она сейчас на полу, не в силах подняться… В общем, когда у тебя на руках сестра-инвалид одна в квартире заперлась, в голову сами собой начинают всякие скверные тревожные мыслишки заползать.
— Вера! Открой, Вера! Это я! — уже через минуту я долбился в дверь, как полоумный. Не будь будний день на дворе, уже все соседи повылезали бы. А так, судя по всему, все на работе, никому до моего горя дела нет. — Вера! Верочка! Открой! Что с тобой?
Так и не дождавшись ответа, я достал свой телефон и трясущимися от волнения пальцами попытался набрать номер службы спасения. Лишь в самый последний момент я остановился, поскольку услышал долгожданный скрежет ключа в замке.
— Ну, слава богу! Ты чего не открыва…
Фразу я так и не закончил, поскольку увидел родное лицо сестры в дверном проеме. Сияющая от радости Верка стояла посреди нашего коридора и держала на руках огромного черного кота. Еще раз для тех, кто не понял с первого раза. Моя сестра СТОЯЛА на своих двоих, и ноги ее не были атрофированы!
— Ты чего это, Гриш? Ломишься, как полоумный… — Вера перехватила кота одной рукой, а второй приняла мою куртку. Раздевался я на автомате, боясь даже моргнуть. Сестра же моего очумевшего состояния словно и не замечала. — Глянь, какой мурлыка к нам прибился! Мама предлагает его Гавом назвать, а я думаю, ну какой же он Гав? Он же Васька! Ты как думаешь?
— Мама?
— Ну да, мама. Они с отцом сегодня заезжали, продукты завезли, — сестра отошла на пару шагов назад, чтобы я смог зайти в квартиру, по ее лицу пробежала чуть заметная тень тревоги. — Ты чего, Гринь? У тебя все хорошо?
— Вот теперь уже не уверен… — выдавил я, готовый в который раз за сутки упасть в обморок.
Глава 13
Хочу сразу расставить все точки над «i» — я человек скепсиса. До тех пор, пока мне в лицо не ткнут доказательства того или иного утверждения, факта или же явления, я в него не поверю. Факты, вещественные доказательства, научные статьи с десятками рецензий, проверенные источники информации, доказательная медицина и тому подобные вещи — вот, во что верит мой мозг. Но бывают в жизни и такие моменты, когда рационально объяснить происходящее не получается. Явление вроде есть, а откуда оно взялось — совершенно не ясно. А самое главное, никто и не подумает тебе объяснить, как именно все работает и как все устроено. Есть и есть, хочешь — верь, а хочешь — нет, дело твое.
Вот и сегодня, пока Верка мне дверь не открыла, я был полностью уверен в иллюзорности того, что со мной творилось до текущего момента. Все в моей рациональной мужской голове укладывалось в рамки того объяснения, которое я сам для себя придумал по дороге домой. И, главное, выглядела моя версия вполне жизнеспособной — во всяком случае, мне тогда так казалось. Смерть Зубкова и Соловьева, согласно этой версии, была выдумана полицейскими, для того чтобы раскрутить меня на пропажу трупа бабки Семеновой. Мол, признайся в малом, иначе повесим на тебя эти два трупа. Простецкий такой развод, рассчитанный разве что на лоха педального. И ведь знали, сволочи, когда подкатывать ко мне с такими наездами — в момент кульминации моих душевных переживаний, в самый пик психической активности. Признаться, надави они чуть крепче, я бы прямо в кабинете у Мезина во всем сознался. Причем наверняка бы еще и пару других «висяков» на себя взял. Нет-нет, вы не подумайте, что я настолько слаб, просто я привык рационально оценивать собственные силы. В любой другой день пойди-ка, возьми меня за рупь, за двадцать — хрен вам, а не признание. Но именно сегодня и именно после истории с хряком воля моя начала сдавать. С чем именно была связана эта моя минутная слабость, не скажу — вероятно, психологическое воздействие или гипноз, коими я и объяснял всю неестественную чертовщину, творившуюся вокруг меня до допроса.