Ворожей Горин – Зов крови
Шрифт:
— Вер, а животное откуда?
Сестра сидела напротив меня, кот и не думал покидать ее колени. Лежала эта наглая морда с приоткрытыми глазами и внимательно слушала все, о чем мы сейчас с Веркой говорили. Хоть убейте, а кот этот не просто так во всей этой истории нарисовался. В жизни вообще мало случайностей бывает, а те, что возникают, далеко не всегда случайны, как известно.
— Ну, я утром проснулась, тебя уже нет, — начала свой рассказ Вера. — Решила, ты на работу поехал. Я позавтракала, потом какие-то люди звонили, представились твоими коллегами. Спрашивали тебя. Понятия не имею, откуда у них мой номер.
Ага, ясно, те следаки все же не соврали, когда говорили, что Верку допрашивали по телефону.
— Так, а ты что?
—
— Ну, а кот этот откуда?
— А Васька сам пришел, — улыбнулась Вера, продолжая гладить кота. — Он громко под дверью мяукал, вот я его и впустила.
Черный как смоль представитель кошачьих при звуке своего имени еще и выгнулся дугой под ласковой рукой сестры и опять урчать начал. Этакого хитрого льстеца хрен теперь выгонишь — умеет же подмазаться, однако. Нет, я, конечно, знаю, что уличные коты умные, но чтобы так прочитать человека, да еще и с первого раза — это уже талант. Верка сейчас на седьмом небе от счастья. Причем радуется она тому, что может коту доставить удовольствие. Вот как они это делают с нами, а? Это я про котов. Ты их кормишь, гладишь, заботишься о них, деньги тратишь на их лечение. И делаешь все это добровольно, а они умудряются эту заботу тебе же в обязанность вменить — типа, все так и должно быть, раб. Продолжай меня гладить! И какашки мои убери! Кстати, многие девушки так же себя ведут, ну, за исключением пункта про какашки. Но это я уже отвлекся.
— Васька? — удивился я. — Ты ему уже и имя придумала?
— Да не придумывала я ничего. Вон, у него на ошейнике написано!
И действительно, Верка выудила из густой шерсти на шее кошака потертый кожаный ремешок, на котором болтался позолоченный медальон с выгравированной на нем кличкой — «Василий».
Как только я прочел кличку кота вслух, на задворках моей памяти что-то легонько царапнуло. Василий… где-то я уже сталкивался с этим именем. Вот недавно совсем. После пережитого стресса мозг отказывался работать шустрее. Я чувствовал, что с этим котом, как, собственно, и с его именем что-то неладное. Но прежде чем я докопался до ответа, в дверь протяжно позвонили. С трудом поднявшись со стула, я поплелся открывать, почти не сомневаясь в том, что это бригада скорой помощи приехала. Вот же засада, полицию уже наверняка до меня вызвали! Пока про кота болтали, время было упущено. Ладно, не больно-то и хотелось. Наверняка падение женщины из окна многоквартирного дома незамеченным не осталось. Там уже, поди, и другая бригада скорой помощи трудится, и полиция наверняка соседей опрашивает. Бдительные соседи из числа тех, кто не работает, по любому раньше меня разобрались, что к чему, и вызвали всех, кого нужно.
Не забыв посмотреть в глазок, я отпер входную дверь и впустил в квартиру бригаду — немолодого уже врача с большим оранжевым чемоданчиком и женщину-фельдшера с какой-то тяжелой сумкой на плече.
— Так, ну что тут у нас? — глядя на окровавленное полотенце, спросила фельдшер. Врач же просто устало рухнул на кухне на стул и, деловито отодвинув мою кружку с чаем, принялся что-то записывать в новомодный планшет. В Москве врачи скорой помощи совсем недавно перешли на электронный документооборот. Говорят, очень удобно: можно пациента в базу данных внести и узнать о нем, все что требуется — ну, СНИЛС там, номер полиса, адрес прописки и так далее. Там же можно и свободные места в ближайших стационарах запросить.
Я, как мог, описал свою версию случившегося — ту самую, где я случайно увидел суицидницу в окне подъезда и бросился ей на помощь, но не успел и порезался о битое стекло. Пока говорил, заметил, что врач с фельдшером переглянулись. Женщина-фельдшер еще и на мою Верку как-то странно посмотрела. Сестра этого взгляда не выдержала и молча укатила к себе в комнату. Находиться на кухне ей уже было незачем, смотреть на кровь — тоже.
— Ладно, показывайте, что у вас там, — велела мне женщина-фельдшер, кивнув на окровавленное полотенце на руке. Я начал разматывать руку, попутно усиливая эффект от своего рассказа подробностями того, какие именно героические усилия я прикладывал, чтобы спасти бедную девушку. Наверняка же этих врачей полицейские тоже допросят, так мне показалось, что лучше уж пусть они будут в этой истории на моей стороне. Кроме того, своих спасителей я постоянно коллегами называл, дабы подчеркнуть, что мы с ними одного роду-племени. В нашей сфере это уже давно не играет большой роли, но при прочих равных, полагал я, собака собаке лапу не отдавит.
— Ну и что тут такого, молодой человек? — возмущенно процедила фельдшер, глядя на мою руку после того, как я снял повязку. Туда же пристально посмотрел и врач, отвлекшись от заполнения электронной документации.
— М-да… — процедил он в нос и вновь уткнулся в свой планшет.
— В смысле? — не понял я.
Пока разматывал импровизированную повязку, я старался не смотреть на то, что осталось от моей многострадальной руки. Я хоть и сам без пяти минут врач и от крови нос не воротил никогда, но на свою изуродованную руку смотреть все же не хотелось. Во-первых, я с утра не ел ничего, во-вторых, испытал недавно несколько сильнейших эмоциональных потрясений. Само собой, после такого еще и на собственное увечье смотреть как-то совсем не в кайф было. Я реально боялся, что мой организм не сдюжит и даст сбой в виде обморока или дурноты.
— Да в прямом смысле, — повышая на меня голос, отозвалась фельдшер, — вы нас вызывали зачем?!
— Эх-хе-хех… — выдохнул пожилой врач и встал из-за стола.
— Как зачем? — удивился я. — Рану обработать, перебинтовать, в травмпункт наведаться. Или у нас человек с медицинским полисом уже не имеет пра… — только сейчас я посмотрел на свою руку и осекся на полуслове. На окровавленном полотенце лежала испачканная кровью рука. Испачканная, но совершенно целая. Ну, почти целая — на коже предплечья все же красовались четыре розовых шрама. Нет, вы не ослышались — не раны под струпом, не развернутые рваные, а именно четыре аккуратных шрама. Причем выглядели эти шрамы так, словно им как минимум пара месяцев.
Минута молчания затянулась. Врач прошел мимо меня, положил руку на плечо и тихо шепнул на ухо:
— Ты коллега, если хочешь, я тебя прокапаю. Глюкозка, физраствор, витаминчики… Все полегче будет.
— В каком смысле? — не понял я намека.
Более резкая и менее сдержанная фельдшер тут же пояснила:
— Ты, если белку словил, так лечись, дурень! А то не ровен час на девушку свою с ножом бросаться начнешь! Я таких знаешь, сколько перевидала?
— Это сестра моя… — прошептал я, не глядя на медиков — все мое внимание занимала моя рука.
— Ну, так что, парень, покапаемся? — участливо спросил врач и тут же кивнул коллеге. — Валь, давай-ка пятьсот физраствора и двести…
— Не надо ничего! — выкрикнул я, но тут же осекся. Эти могут и с собой забрать. Решат, что я буйный, только из запоя вышел да белку словил, и вызовут совсем другую бригаду.
— Это я, видимо, перестраховался… Коллеги… Вот! — я быстро достал из углового шкафа бутылку дорого коньяка и буквально впихнул ее врачу. — Спасибо, что приехали. Извините за ложный вызов…
— Так что, — уточнила фельдшер, — капаемся, нет?
— Не-не-не! — запротестовал я. — Это не то, о чем вы подумали. Правда! Спасибо вам! Я вообще не пью!
— Я, дружок, бутылочку у тебя действительно заберу, — участливо сказал врач, кивая фельдшеру на выход, — так, от греха подальше. Еще дома спиртное имеется?
Я покачал головой. Кроме этой подаренной мне пациентом бутылки армянского коньяка у меня ничего подобного в квартире не водилось.
— Вот и хорошо. И вы, Григорий Олегович, все же посетите нарколога. От души советую. Такая сестренка у вас милая, котейка, опять же… Я все понимаю, тяжело. Но бухать не выход, уж поверьте старику.