Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
* * *
— Как ты можешь быть настолько опрометчивым, сын мой? У тебя лишь одна жизнь, и ты едва не лишился ее по пустячной причине, — Инь-старший мерил комнату шагами, то и дело бросая на сына укоризненные взгляды. Мать Шэчи, почтенная госпожа Бянь Хунъи, недовольно хмурилась в сторону отпрыска, не вставая со стула.
Оба родителя и их непутёвый сын беседовали в главной зале семейного особняка, обставленной со всей возможной пышностью: картины известных мастеров украшали резные панели стен, изящные напольные вазы, сверкающие золотом и драгоценностями, вмещали свежие цветы, а мягкие персидские ковры
Инь Шэчи взирал на всю эту привычную роскошь со скукой и раздражением. Если уж его любимые родители решили говорить с сыном в зале для приемов, снисхождения от них ожидать не стоило.
— Я не против того, чтобы ты совмещал учебу с развлечениями, — недовольно говорил глава семейства Инь. — Всё же, ты — мое любимое и единственное чадо, и я хочу, чтобы ты жил полной жизнью, а не глотал книжную пыль дни напролет. Но неужто ты не мог избрать для себя компанию лучше, чем шайка бездельников и повес, и проводить время в местах более пристойных, чем дома увеселений? Я был бы только рад, посещай ты молодых людей из достойных семейств, чтобы вместе с ними упражняться в Четырех Искусствах, и наслаждаться дружеской беседой. Такие развлечения приносили бы пользу, не подвергая тебя ненужной опасности. Посмотри, к чему тебя привели дурные привычки, и скверное общество — ты едва не расстался с жизнью! — он возмущенно всплеснул руками. — О чем бы ты поведал великому предку… — мужчина перевел взгляд на большой портрет, висящий над алтарем, и изображающий дородного мужчину в чиновничьей одежде. Отвесив родоначальнику семьи Инь короткий поклон, ее глава сердито продолжил:
— Что бы ты сказал ему, Шэчи, представ перед ним сегодня? Что погиб во цвете лет, высмеяв одного из четверки худших мерзавцев Поднебесной? — он шумно перевел дух, грозно насупившись.
— Вы совершенно правы, отец, — сумел вклиниться в поток родительского недовольства Инь-младший. Его голос звучал со всей возможной почтительностью, ожидаемой от примерного сына. — Я проводил слишком много времени в дурной компании. Увы, чтобы понять это, мне понадобилось пройти на волосок от смерти. Я немедленно разорву все связи с льстецами и притворцами, которых имел несчастье называть друзьями, и не стану больше уделять много времени домам удовольствий, — он завершил свою недолгую речь коротким поклоном. Инь-старший удивлённо вытаращил и без того круглые глаза.
Любой, впервые увидевший уважаемого Инь Бофу — купца, потомка знаменитого сановника, и главу семьи Инь, — рядом с его сыном Шэчи, не узнал бы в этих двоих близких родственников, так мало в них было внешнего сходства. Инь-старший, с его круглым, щекастым лицом, мясистым носом, и густой бородой, и его сын, обладающий правильными чертами лица, волевым подбородком, и впалыми щеками, походили друг на друга не более, чем матёрый кабан — на хитрюгу-лиса. Но, приглядевшись, тот же самый наблюдатель легко заметил бы сходную форму прямого носа, одинаково высокие скулы, похожим образом широко посаженные карие глаза, и самое главное — их взгляд, цепкий и проницательный, совершенно неотличимый у обоих мужчин. Инь Бофу обладал недюжинным умом, который был в полной мере унаследован его сыном. Правда, последний использовал свою смекалку лишь для выдумывания сомнительных развлечений, тогда как его отец прилагал многие умственные усилия ко благу семьи, стремясь увеличить ее богатство и приумножить полезные связи.
— Дети семейств Лу и Цуй — знатные молодые люди, которые в будущем обретут влияние своих фамилий, — почтительно высказалась госпожа Инь[5]. — Быть может, Шэчи не стоит ссориться с ними, муж мой? Да и семья Шао обладает немалым весом в Ваньчэне.
— Эти недоноски бросили моего сына в беде! — рявкнул Инь Бофу. Раскрыв было рот для очередного недовольного
— Ты права, Хунъи, — безрадостно сказал он. — Нам не нужны ссоры с двумя из четырех великих семей. Но и оставлять трусость их наследников без ответа не годится — это было бы для нас потерей лица. Можешь высказать бывшим друзьям свое разочарование, не стесняясь в выражениях, сын. Я сегодня же посещу семьи Лу и Цуй, а также господина Шао, и побеседую с ними о недостойном поведении их отпрысков.
— Я не желаю больше разговаривать ни с Лу-младшим, ни с Цуем-младшим, — серьезно ответил Шэчи. В его голосе зазвучали нотки презрения. — А юный Шао для меня и вовсе не существует.
— Так даже лучше, — довольно потёр руки Инь-старший. — Будь уверен, сын, я заставлю этих гордецов пожалеть о дурном поступке их детей, — по его лицу зазмеилась лукавая улыбка. В этот миг, сходство Инь Бофу с сыном, задумывающим очередную каверзу, было разительным, несмотря на возраст и тучность главы семьи Инь.
— Вы хотите воспользоваться моей бедой, чтобы добиться для семьи торговых поблажек, отец? — с оскорбленным видом вопросил Инь Шэчи. Инь-старший смутился было, но быстро заметил хитрый взгляд сына, и весело осклабился.
— Я нанесу удар туда, где твои негодные приятели уязвимее всего — по кошелькам их отцов, — наставительно произнес он. — Власть и достаток несут с собой многие заботы, одна из которых — сохранение лица. Будь уверен, сынок, после моих визитов, господа Лу, Цуй, и Шао хорошенько вразумят своих отпрысков, — он с рассеянной улыбкой поправил воротник богатого халата из узорчатой парчи, и задумчиво огладил поясную подвеску из чистейшего белого нефрита.
— Тебе же, сын, будет лучше провести остаток дня в компании четырех сокровищ ученого[6], — продолжил он серьезным тоном. — Упражнения в высоком искусстве каллиграфии помогут тебе отвлечься от дурных мыслей.
— Вы правы, отец, мне нужно многое обдумать в тиши уединения, — пробормотал Шэчи, но думы его были равно далеки и от каллиграфии, и от сыновнего послушания — сегодня, он не собирался ни сидеть взаперти, ни тратить время на кисть и тушечницу.
— Быть может, мне послать к тебе служанку с вином и закусками, сынок? — заботливо спросила госпожа Инь. — Сок виноградной лозы из Гаочана, либо же «красная дочь» из лучших винокурен Куайцзи, помогут успокоить твой мятущийся дух, — она смотрела на сына с искренним беспокойством. Некогда слывшая первой красавицей Ваньчэна, Бянь Хунъи и в пожилом возрасте сохраняла очарование, не в последнюю очередь благодаря ежедневной заботе служанок о ее внешности.
— Спасибо, мама, — тепло улыбнулся Шэчи. — Но я не желаю сегодня туманить разум вином. Мне и правда нужно хорошенько поразмыслить. Прошедшая рядом смерть заставила меня изменить мнение о многих вещах.
— Вот и ладно, — с серьезным видом кивнул Инь Бофу. — Сегодня, я должен был отобедать с господином Шао, и побеседовать с ним о торговых делах. С него и начну, — он вновь расплылся в хитрой ухмылке.
— Дела поместья требуют моего внимания, сын, но я буду неподалеку. Пошли за мной слуг, если у тебя возникнет какая-либо нужда, — госпожа Инь ласково улыбнулась любимому отпрыску.
— Я буду у себя, мама, папа, — с почтительным видом ответил тот.
Простившись с родителями, Инь Шэчи направил свои стопы вовсе не в принадлежащую ему комнату. Зайдя на кухню, он приказал слугам собрать ему полную суму дорожной еды — рисового хлеба, и сушеных мяса и фруктов. После чего, он тихонько выскользнул через черный ход, и двинулся к северным воротам города. Юноша не солгал родителям ни в едином слове — он и правда был твердо намерен предаться размышлениям в уединенном месте, лучшим из которых полагал Долину Тишины в горах Лэйгу.