Восемь глав безумия. Проза. Дневники
Шрифт:
…Розанов восклицает вместе с Федором Павл<овичем> Карамазовым:
— Она много возлюбила, и ей простится.
— Но ведь не о такой любви говорил Христос (возмущенная реплика монаха).
— Именно о такой, монахи, именно о такой. Вы тут пескариков кушаете. В день по пескарику, и думаете, что душу спасете!..
Готов Христа обвинить, как Герцена в отсутствии музыкальности [130] (после революции). А почуяв старость, потеряв жену, поплелся в церковь [131] . «Здесь бессмертие души»… В этом-то все и дело. И нечего реветь коровой на Христа. Христу наш мир был не нужен, «беременные брюха» Ветхого Завета не нужны. Христос принес весть о бессмертии, о вечной жизни в ином мире, где святое семя и метафизика половых актов — лишнее, «гармошка для архиерея». Можно в это верить или не верить, но это так. И метать громы и молнии против Христа незачем.
130
…обвинить, как Герцена, в отсутствии музыкальности… —
131
…потеряв жену, поплелся в церковь. — Двойная ошибка автора. Жена Розанова Варвара Дмитриевна Бутягина (Руднева, 1864–1923) пережила мужа. А в анкете для «Библиографического словаря деятелей Нижегородского Поволжья» (1909) Розанов писал: «Уже с 1-го курса университета я перестал быть безбожником…». Российский архив. С. 251.
5/XII. День Конституции… Два моих, с позволенья сказать, «дела» разбирают с августа м<еся>ца. А блага конституции я испытываю уже 22 года.
Достигнув истины, мир погибнет (ночная мысль).
…Поэтому ложь — великое жизненное начало?
В. М. [132] Есть люди с великими плюсами еврейства (неугомонная мысль, готовность во имя ее пойти на отвержение и на смерть, доброта и верность друзьям и единомышленникам).
У В. М. великие минусы еврейства. (Талант предательства, причем преданный-то и оказывается виноватым, по логике В. М., бесстыдная грубая чувственность, не смягченная некоторой необходимой в любви тонкой дипломатией чувства, уменьем с этой темной стороны подойти к человеку, не оскорбив его. Скаредность духовная и самая обыкновенная, внешняя: брать у ней очень тяжело. Низменность натуры и характера. Двурушничество.) Даже родные говорят: «Невозможно жить вместе. Страшно тяжелый характер». Никогда не доверяла людям с впалыми ладонями (признак низменности и скупости), чувствовала отвращение к таким людям, и вот глупо клюнула на приманку. А приманка — лесть, якобы понимание. В действительности же в самые лучшие минуты обнаруживалась зловещая рознь, как сказал бы Розанов, метафизическое отдаление.
132
В. М. — Макотинская. В «Следственном деле А. А. Барковой 1957–1958 гг.» содержится следующая справка: «Макотинская Валентина Михайловна, 1908 года рождения, русская, с высшим образованием, дважды судимая (в 1938 и 1948 гг.), машинистка издательства на иностранных языках». В этом же следственном деле зафиксирована дата знакомства Макотинской с Барковой — 1949 г.
Про себя М. и в прошлом, и сейчас дает весьма презрительную оценку моему способу мыслить и чувствовать. «Саккар и Милый друг» [133] . Надо было сразу уйти после этих случайных, а значит, тем более натуральных высказываний.
У меня здесь, в Москве, только самолюбие, любопытство и жажда реванша. Притяжение давно уже угасло.
А «реванш» к чему? Что мне с ним делать?
Вспоминаю о том, что было, с обычным своим холодным отвращением.
Вспомню и плечами пожимаю В холоде сердечной немоты.133
Саккар и Милый друг. — Персонажи романов Э. Золя «Деньги» и Г. Мопассана «Милый друг».
Я тоже не из «идеальных людей». Никакого «сучка и задоринки» у ближнего я не забываю. Не мщу, не затаиваю злобу, а просто не забываю и не прощаю.
Омерзительная лживость у М. Не знаю, сознательная или бессознательная. Вернее — первое. Есть ум, и довольно острый, могущий дать хотя бы себе отчет в своих довольно паскудненьких действиях.
Уйти в свой угол и писать. А угла нет. Я втиснута в самую середину букета советских обывателей. Ароматный букет. Задохнуться можно. Крикливые, глупые женщины, крикливые банальные дети, мало похожие на «ангельские душеньки». «Половая жизнь», т. е. спать приходится на полу довольно часто. И метафизические квадриллионы расстояния между мной и всеми почти окружающими. Да, есть мистические пространства, недавно поняла это. Дело не в относительной ценности моей и моих ближних, а в разности духовных планов, не уровней, а планов.
Ночью темно-розовое небо. Мысли об «испытаниях» атомок и о грядущих катастрофах. Культура потеряла всякий смысл. Порой ненависть к «благодетелям» — Леонардо да Винчи, Кюри, Руссо, Марксу — и злорадство: вы же одни из первых и будете уничтожены, и вся ваша гуманная болтология полетит к черту.
«Преображение природы». Каспийское море высыхает. Рыба и растительность в Тихом океане отравлены радиоизлучениями (атомки). И я чувствую, что над муравейником занесена огромная ножища в сапоге, подбитом острыми гвоздями, что муравейник будет сожжен и растоптан. Все-таки хлопочу о «реабилитации», мечтаю о своем угле и писании. Другим муравьям простительно. Они ничего не чувствуют; а я — умный муравей.
Мальчики сидят в карете, держатся за шнурочки, привязанные к стенке кареты, и думают, что управляют (Толстой. «Война и мир»).
Наш каторжный тюремный быт был гораздо легче, приемлемее, организованнее и умнее московского семейного быта. Мы, арестанты, не грызлись так, как грызутся здесь в семьях.
16/XII-56 г. Так называемые «друзья». Ночевать стало негде. У Гал. Грюнб. [134] шипит баба-яга, ее мамаша, 74 лет. Дочь спит в ее комнате и ей мешает. Значит, надо уходить на улицу. Несколько ночей мне гарантировано у шизофренички, племянницы Коллонтай [135] …
134
Гал. Грюнб. — Галина Евгеньевна Грюнберг, дочь Евгения Андреевича Мороховца (1882–1941), профессора кафедры русской истории Московского университета, гимназического учителя Барковой. В 1915 г. при отъезде его из Иваново-Вознесенска Баркова надписала на его фотографии: «Закатилось солнышко нашей гимназии. Прощайте, дорогой Евгений Андреевич. Быть может, никогда в жизни не увижусь с Вами. Но эта карточка всегда будет напоминать о дорогом учителе. Никогда в жизни не забуду 5-го октября. В этот день мы снимались, а потом распрощались. А. Баркова» (архив С. А. Селянина). В дальнейшем поэтесса не раз подолгу жила в семье Мороховцов.
135
…племянницы Коллонтай… — Александра Михайловна Коллонтай (1872–1952) — известный советский политик. О племяннице, упоминаемой Барковой, сведений нет.
А дальше что? Дубенская [136] ? Очень «предупредительна», «заботлива», но… «привыкла жить одна». Екат. Гавр, с Анной Гавр. [137] панически боятся соседей. Нина Горст… тоже, хотя больше полугода ночует у ней родственница, несчастная, бездомная женщина, которая строит себе хибарку комнат в пять за городом.
Нина Цар. [138] (квартира в 4 комнаты), но как можно? Нар<одный> артист… отношения с ним щекотливые (ушел от семьи). «Как бы чего не вышло?» Конечно, этот нар<одный> артист и не пронюхал бы, что я ночевала неделю в его отставной семье.
136
Дубенская — Елена Александровна Дубенская (урожд. Татаринова, 1886–1967) — подруга Барковой с юности. В 1900-е гг. выступала как актриса-любительница на ивановской сцене. В дальнейшем актриса театра Корша, исполнительница цыганских романсов. В 1930-40 гг. корректор в газете «Морской транспорт».
137
Екат. Гавр. с Анной Гавр… Нина Горст<нрзб.>. — Екатерина Гавриловна Некрасова, Анна Гавриловна Немчинова, Нина Горст<нрзб.> — московские знакомые Барковой.
138
Нина Цар. — Нина Александровна Татаринова (1893–1974) — актриса, сестра Е. А. Дубенской, до 1953 г. жена родного артиста СССР Михаила Ивановича Царева (1903–1987). Одна из близких подруг Барковой.
Ну и так далее.
Если В. М. в самый катастрофический момент отказалась прописать меня в своей комнате в Барыбине, в комнате, которую она «сняла для меня», чего требовать от других?
Ядя так не поступила бы, и Санагина [139] , уж они стеснились бы как-нибудь и не побоялись бы.
Ек. Гавр, и Анна Гавр. помогали мне много лет, в самое тяжелое время, их не сужу.
Не терпя неудобств, легко быть добрым.
А вот ты будь «человеколюбивым с неудобствами».
139
Ядя… Санагина. — Ядя — лицо не установлено. Валентина Семеновна Санагина — солагерница Барковой по второму и третьему заключению.
Я сама тоже не очень-то добра. Почему же я возмущаюсь? Несправедливо. Да, можно умереть с голоду и замерзнуть на улице в городе с шестью миллионами населения.
24/I-57 г. Ночевала и ночую у:
1) шизофренички с котом,
2) у еврейки нормальной, но с головой слегка трясущейся… пять кошек.
Вспоминаю с крайним сочувствием Стриндберга [140] , ненавидевшего всякую четвероногую домашнюю нечисть. Грязь, облака шерсти, вонь… Ад!
140
Август Юхан Стриндберг (1849–1912) — шведский писатель.
Но и за этот ад я должна быть благодарна людям и судьбе. А что дальше?
Во сне: сводчатый характер (у меня), и «белая пытка».
Евреи. Помочь могут гораздо больше и, так сказать, конкретнее, чем мои соплеменники. Удивительная способность у них сочинять себе работу. Как Господь Бог — из ничего. Переводить иностранные стихи с прозаического подстрочника!!! <…>
Великие творцы всеобщего бюрократизма, а в частности бюрократизма в области культуры. Почему? Жизнеспособный, стойкий, очень реалистический народ и вдруг — бюрократизм! Так легче можно прожить. Видимо, в нашу эпоху спрос на этакое сухо-отвлеченное от живой жизни пустословно-догматическое, канцелярски-оформленное. Спрос рождает предложение. И евреи, всегда и всюду первые уловители духа времени, немедленно бросаются на биржу и предлагают. А причины спроса на казенную отвлеченность? Бегство от реальности. Действительность подлинная слишком ужасна, она пахнет опасностями и неизбежной гибелью. Стараются этого не видеть. Сами создают благонамеренные призраки, набрасывают на зияющую бездну покрывало Майи [141] .
141
…покрывало Майи. — Майя в ведизме и брахманизме богиня, олицетворяющая иллюзорный мир.