Восемь голубых дорожек
Шрифт:
Как хотелось Антону крикнуть: "Нет, не так! Все наоборот!" Но еще больше ему хотелось, чтобы эти слова сказал не он, а Сережка. Ведь они сидят на одной парте чуть ли не с первого класса.
Но Ястребцев, вспыхнув, лишь потупился и молчал.
Молчал и Антон. Ему все казалось, что директор должен увидеть, не может не увидеть, кто врет из них двоих - он или Ястребцев.
А директор вместо этого сказал, обращаясь к Сережке:
"Дружба - великая штука. Я понимаю, когда ради товарища человек идет на подвиг, на смерть во имя настоящей цели. А вот такое ложное рыцарство, когда якобы ради дружбы покрывается плохой поступок… По-моему, это… - Степан Степанович пожал плечами.
– Этим приносится друг другу вред, и только вред!… И плохо, если совесть товарища позволяет принять от друга такое ненужное и, я бы сказал, фальшивое рыцарство… Ну идите! Впустую с вами говорить сейчас. Поразмыслите об этом дома!"
До последней минуты Антон надеялся, что Сергей (ведь столько лет они сидят на одной парте!), что Сергей скажет: "Степан Степанович, окно разбил я. Черных не виноват, он здесь ни при чем", - и объяснит, как было дело.
Но нет, Сережка не признался. Оказался и товарищем никчемным и бессовестным трусом. А еще пионер! А еще учится на одни пятерки!…
Эх, Сергей, Сергей, где она - твоя совесть товарища?
Наступили ранние осенние сумерки. Два тополька ("их прошлой осенью Антон посадил под самыми окнами) дрожали на ветру всеми своими тонкими голыми веточками. Их точно знобило от холода.
Антон вздохнул и с горечью подумал: вот как бывает - все сразу рушится в жизни, все летит вверх тормашками. Ну как теперь быть? Двойка за поведение. К соревнованию в бассейне не допустят. С Сережкой на одной парте сидеть даже противно. Денег нет. Совсем нет. А главное, папа и мама не едут. Не едут почему-то. Почему? И писем не было давно. Что там у них?
Тоскливо так без них. Как хочется, чтобы они оба были здесь, рядом; чтобы можно было им рассказать о сегодняшнем; чтобы они могли посоветовать, как поступить, что делать…
Свернувшись калачиком на коленях Антона, кот прикрылся лапой и сладко мурлыкал: у него-то на сердце, не в пример Антону, было сейчас спокойно.
А за окном, легонько постукивая в стекло, билась и билась голая, без листьев, тополевая веточка.
Холодно, темно в комнате. Уже несколько дней ленится Антон, не топит печь. А сейчас и электричества не хотелось зажигать.
Плохо, ох как плохо, когда рядом нет друга, с которым можно было бы поговорить по душам!
ТУСЯ У СЕБЯ ДОМА
И в четверг Антона тоже не было в бассейне.
Маринка, хотя очень была на Антона обижена, все же поискала его глазами и в воде, и у воды, и на трибуне. Нигде не увидела. "Неужели из-за стекла он не пришел на тренировку? Ну и ладно! Ну и пусть! Очень мне нужен!" - думала Маринка, а все-таки продолжала выискивать его взглядом.
Сейчас вся их семерка находилась на трибуне. Это вошло у них в привычку: после занятий с Зоей Ивановной они рассаживались в первом ряду, поближе к воде. Смотрели на пловцов, что-нибудь жевали и разговаривали о разном, о своем.
Туся, набив рот конфетками, трещала без умолку. По обыкновению, хвалилась. Хвалилась как ни в чем не бывало.,
Но, по правде говоря, после той истории, когда ее чуть не выставили из бассейна, ей очень-очень не хотелось идти сегодня на занятия. Она даже думала, не сказать ли бабушке, что вообще не желает больше плавать.
Но во дворе и в школе ей так завидовали, о ней так много говорили! Она сама слышала, собственными ушами:
"А ты знаешь, Туся Захарченко ходит плавать".
"Неужели? Даже теперь? Зимой?"
"Конечно. Ведь там закрытый бассейн".
"Мне тоже хочется".
"Нельзя. Туся говорит, что попасть туда невозможно!"
"А Туся попала?"
"Попала. Она-то попала".
"Счастливая Туся!"
"Конечно, счастливица!"
А сколько приятных ей слов произносили папины, мамины и бабушкины знакомые. Они удивлялись:
"Плавает в спортивной школе? Какая молодец! Она у вас обязательно будет знаменитостью".
И Туся твердо решила стать не меньше чем мировым рекордсменом. И чтобы имя ее было напечатано во всех газетах. И чтобы, разумеется, всюду было ее фото!
Вот тогда они будут знать! Вот тогда никто из них не посмеет поднять руку, если она, Туся, собирается плыть первой!
А "они" - это были ее товарищи из плавательной группы: Маринка, Ашот, Костя и все остальные.
Нет, Туся не могла расстаться с бассейном! И, пересилив себя, она все-таки явилась на занятия. А теперь она сидела вместе со всеми, румяная и хорошенькая. И снова на ее щеках сияли ямочки. И трудно было представить себе, что это та самая зареванная, жалкая Туся, за которую они - ее товарищи - так просили Зою Ивановну.
Сегодня Туся объявила, что скоро у нее день рождения. На ее слова никто особого внимания не обратил. Подумаешь - день рождения! Ничего в этом нет особенного. У каждого бывает.
Только Костя вспомнил:
– А у меня был летом…
– Летом плохо, когда день рождения, - сказала Туся.
– Летом все на даче. Даже справить как следует нельзя. И подарков бывает мало.
– А вот и нет!
– воскликнула Маринка.
– А вот у меня было очень хорошо. Бабушка испекла крендель с изюмом. Вот такущий! И еще было клубничное варенье - ешь сколько хочешь! И ребята ко мне пришли. И вообще было весело.
– Меня ты почему не позвала?
– спросил Костя.
– Я люблю ходить в гости на день рождения.
– Так ведь ты был в другом месте. Ты уезжал в деревню…
– Это правда, - согласился Костя.
– Уезжал.
– Ну потому и не позвала.
А Туся помолчала, немного подумала и, тряхнув чуть влажными после бассейна волосами, вдруг объявила:
– Возможно, я вас всех приглашу к себе на день рождения. Очень возможно!
– Пригласи!
– обрадовался Ашот.- Мы тебе подарки принесем. Правда, ребята?