Восемь пуль людоеду
Шрифт:
Он сделал обманное движение корпусом и левой рукой, и Сережка поймался на это, как новичок. Он поставил блок справа, на секунду упустив из внимания правую руку своего противника, и Тошка не замедлил этим воспользоваться. Он нанес великолепный удар снизу Сережке прямо в подбородок, вложив в него всю свою массу и умение, и хотя Сережка был тяжелее и опытнее, но ничего не смог противопоставить этому удару. Его даже подбросило над матами. Но не успел он еще приземлиться, как Тошка резким ударом в корпус не дал ему удержать равновесие и свалил на маты. «Вот так мы умеем злиться! – мысленно кричал он, прыгая вокруг ошалело стоящего на четвереньках противника. – Мы еще и не так умеем!» Сережка поднял голову, сделал попытку встать на ноги, и Тошка сразу же подскочил к нему, чтобы правым ударом окончательно повалить его на маты, но в этот момент Роман Макарович перехватил его руку.
– Брэк! – крикнул он. – Все, Антон, молодец, ты победил… Сережка, вставай, с тобой все в порядке?
– Нормально, – отозвался Сережка. – Легкий нокдаун. Я бы смог продолжать бой.
– Хм… Если бы я не прервал схватку, то легкий нокдаун мог бы стать глубоким нокаутом. Я же говорил, что это перспективный парень.
– Да уж…
Роман Макарович протянул Антону свою огромную руку.
– Держи пять, боксер!..
* * *
– Какого черта! – воскликнула Ирина. – Я не понимаю, какое отношение это имеет ко всему, что ты натворил! При чем тут твое детство?
– Действительно, ни при чем, – пьяно хмыкнув, сказал Антон. – Просто я сам себе пытаюсь объяснить, как и с чего все это началось. Судьба – это цепочка случайностей, сестренка, и кто знает – не приложись мы в тот день к браге Костикова отца, и жизнь наша сложилась бы совсем по-другому. Выпади из этой цепочки хоть одно звено, и не сидел бы я сейчас здесь, а тот гад не был бы трупом…
– Ты говоришь о Зубастом? – Ирина скривила рот. – Тебе-то он чем не угодил?
Антон вдруг зашелся в смехе. Смеялся долго и с видимым удовольствием, но, когда смех умолк, Ирина увидела, что глаза брата полны слез.
– Антон, я ничего не понимаю. Объясни мне, только все по порядку!
– Чем я и занимаюсь, Птичка. А ты не даешь мне это сделать.
– Но ты забрался в такие дебри! Детство, брага, бокс… Бек… Ты бы еще вспомнил, как обошелся с Плохишом!
Ирина сказала это и сразу же напряглась, потому что заметила в глазах брата нехорошую искру.
– Ты что, Антон?! Ты и об этом тут собрался рассказывать? Не надо, мне и без того все известно! Я не хочу вспоминать об этом!
– Зато я хочу. И рассказываю я это не столько тебе, сколько себе. К тому же тебе известно далеко не все, Птичка…
Глава 2 (1990 год)
– Сваливаем! – сказал Плохиш.
Он склонился над лежащим на мокром асфальте пареньком и, заметив, что тот пытается приподнять голову, коротко ударил его в скулу. Кастет в его руке был тяжелый, иззубренный, и паренек с коротким криком откинулся.
– Лежать, падла! – цыкнул на него Плохиш.
Паренек больше не двигался. Тогда Плохиш вытер о его рубашку кастет и кинулся к мотоциклу.
– По тачкам, братва! – крикнул он. – Какая-то сука ментов вызвала.
– Почему ты так решил? – гулким басом спросил Клоп. Заслышав про милицию, он сразу же вскочил на свой мотоцикл и теперь лихорадочно дергал стартер, но двигатель не заводился.
– Когда началась драка, окно вон в том доме погасло, а потом свет снова включился.
– Ну и что?
– Они погасили свет, чтобы разглядеть, что происходит на улице, и как только сообразили, что это драка, то сразу снова включили свет. Им вовсе не хотелось досмотреть, чем закончится драка, они просто вызвали милицию.
– А если нет? – спросил Клоп. Он в очередной раз дернул стартер, и мотоцикл наконец взревел. Усаживаясь в седле удобнее, он повращал ручкой газа. Глушитель с мотоцикла был снят, и рокот стоял невообразимый.
– А если да? – резонно спросил Плохиш.
– Вадик прав, пора уезжать, – сказала Ирина.
Они никогда не называла Плохиша по кличке. Она ей не нравилась, и Ирину очень удивлял тот факт, что сам Плохиш весьма ею доволен.
Ирина потеснилась на мотоцикле, дав Плохишу возможность сесть впереди. Мотоцикл зарокотал. Ирина обхватила Плохиша за пояс и прижалась к его спине. Где-то вдалеке послышался нарастающий вой сирены.
– Поехали, – сказала Ирина. – Ты был прав, они вызвали милицию…
Они находились на небольшой площадке в окружении лысеющих тополей и двухэтажек старой постройки – шесть человек из банды Плохиша, все с кастетами, нунчаками и на мотоциклах; на окровавленном асфальте лежало четверо ребят с разбитыми лицами, они не двигались – кто-то потому, что был без сознания, а кто-то из-за боязни, что его станут добивать. Это были местные ребята, с Овражьего околотка, и, возможно, они даже не принадлежали к здешней банде, но Плохиша это особо не интересовало – главное, они здесь жили, а значит, были врагами. Такие наезды на вражеские территории Плохиш предпринимал почти каждую неделю; они были жестокими и быстрыми – стремительное вклинивание на мотоциклах в глубь территории, подчиненной вражеской банде, затем стремительный поиск жертв и наконец – жестокая расправа. Убивать не убивали, по многие из таких стычек выходили искалеченными…
Шесть мотоциклов рванулись с места. Ирина сильнее прижалась к Плохишу. Спина у пего была широкая и крепкая, Ирина чувствовала, как буграми напряглись на ней мышцы.
Когда выехали на дорогу, была уже полночь. Но темно не было – на небе светила полная луна, да и фонари вдоль дороги работали исправно. Они ехали не спеша, чувствуя свою безнаказанность; Плохиш был из тех, кто никогда ничего не боялся, но в то же время он всегда был очень осторожен – за ним охотились очень многие, от милиции до вражеских группировок, но до сих пор никто не мог похвастаться хотя бы тем, что напал на его след. Плохиш был неуловим, и Ирина не могла понять, являлось ли это простым бандитским везением или же тонким умелым расчетом. Назвать Плохиша очень умным она не могла – умный человек, в ее понимании, должен был обладать как минимум большой эрудицией и, уж во всяком случае, должен был много читать, что нельзя было сказать о Плохише. Но и назвать его глупцом она вряд ли решилась бы. Во-первых, потому, что Плохиш действительно им не был, а во-вторых – она его любила. Она не была членом его банды – какой прок от девчонки, когда то и дело приходится размахивать кулаками и нунчаками? – да она и жила-то не в районе Плохиша, а именно здесь, в Овражьем, и, по сути, должна была стать для Плохиша врагом номер один, если бы не это сумасшедшее чувство к нему. Именно сумасшедшее. Уже не однажды она пыталась убедить себя, что у нее – нормальной приличной девочки, умницы, надежды родителей и прочее, и прочее – не может быть ничего общего с таким типом, как Плохиш, что связь с ним может быть очень опасна, и что ни к чему хорошему она не приведет. Причем умом она понимала резонность этих доводов, но сердце ей говорило другое. «Ну и что?! – кричало оно в ответ. – Если он любит драться и кататься на мотоцикле без глушителя, это еще не означает, что он плохой человек! Просто некоторые считают его негодяем, а Вадику плевать на их мнение, чтобы он стал его опровергать… Если бы они знали, КАК он меня любит, свою Птичку, то сразу же пересмотрели бы свои взгляды. Плохой человек не может любить так, как любит он…»
Скорее всего она выдавала желаемое за действительное. Целовать девчонку, спать с ней и катать на мотоцикле еще не означает любить, но Ирина этого не понимала, или, вернее, – не хотела понимать. Где-то на задворках сознания у нее имелась мысль, что долго ее связь с Плохишом не продлится, и что на самом деле он вовсе в нее не влюблен, а просто использует красивые слова, чтобы затащить ее в постель, но всем своим существом она сопротивлялась тому, чтобы эта мысль завладела ею. Ей нравилось быть влюбленной. А то, что влюблена она в негодяя, даже как-то подогревало ее страсть…