Восемь пуль людоеду
Шрифт:
Теперь необходимо было найти место, где можно было не спеша и без боязни опустошить заветную банку. Было страшновато, но в то же время им не терпелось перейти прямо к делу. В конце концов друзья отправились в парк, на свою потайную поляну, со всех сторон окруженную густым кустарником.
– Пить будем здесь, – сказал Тошка, выставляя банку. – Но только сперва нам надо дать клятву…
– Какую клятву? – удивился Костик. – О чем?
– О том, что когда мы напьемся, то не будем орать песен и драться.
– А почему ты решил, что нам захочется орать и драться? – еще больше удивился Костик.
–
Костик не видел необходимости в такой клятве, но раз Тошка настаивает… Мальчишки произнесли торжественную клятву, разлили брагу по стаканам и, трепеща от волнения, опустошили их.
– Сладкая, – сказал Тошка, морщась. – И резкая, как лимонад… А в общем-то ничего, вкусная. Не знаю, почему ее не разрешают пить детям. Ничего такого в ней нет.
– Да, – согласился Костик. – Надо будет пацанам рассказать, а то они наверняка еще не пробовали. Если бы ее у нас было много, мы бы ее каждый день пили, перед школой.
– Конечно, – согласился Тошка. – Такую вкуснятину можно пить, не отрываясь…
Однако уже через несколько минут их мнение слегка изменилось. В том состоянии, в которое они пришли, выпив меньше половины банки, в школу их вряд ли бы пустили. Наконец Тошка понял, что значит видеть мир в розовом свете. И в первые минуты это ему очень понравилось. Весь мир был чудесным. Чудесной была эта полянка, где они с Костиком любили уединяться, чудесны были кусты вокруг и мятая трава под ногами, чудесно весеннее солнце, теплое и ласковое, а уж о друге Костике и говорить нечего – это был тот самый человек, которому можно доверять, как самому себе, который никогда не предаст и всегда придет на помощь в трудную минуту… Что и говорить – лучший друг… Правда, Костик? Ведь мы друзья с тобой? Тогда давай обнимемся, друг, – крепко, как мужики, ведь ничто не может разрушить нашей мужской… ик… дружбы… А теперь давай споем… Ерунда, мы клялись про другие песни, а с тобой мы будем петь нашу, любимую…
Ну, затягивай!
Сначала было хорошо. Потом, правда, память дала течь. Позже Тошка с глубоким изумлением осознал, что многое из происшедшего в тот день попросту выпало у него из памяти, а то, что осталось, сохранилось в виде беспорядочного набора застывших фрагментов. Тошка в сотый раз поведал своему другу, как он в свое время расправился с Беком, приукрасив рассказ новыми фактами. Костик заявил, что лично он не стал бы бегать по школе с ведром, а просто набил бы Беку морду.
– Я знаю один прием – Бек бы сразу отключился… Тут вся хитрость в том, чтобы ударить первому, пока он не опомнился.
– Я тоже знаю такой прием.
– Тогда пошли найдем Бека и отдубасим!
– Но мы же поклялись, что не будем драться…
– А мы драться и не будем, мы просто набьем ему морду.
Разгоряченные, друзья немедленно оставили свое укрытие и отправились на поиски Бека. Но далеко они не ушли. Там же, в парке, па дорожке, ведущей к воротам, их окликнула компания мальчишек, человека четыре. Это были ребята из другого района, и между ними часто возникали конфликты, из которых обе стороны выходили с синяками и шишками. Сейчас противников было вдвое больше, но зато боевой дух Тошки с Костиком был выше всякой критики. Не медля ни секунды, они ринулись в бой. В первое мгновение противники опешили и даже дрогнули, но потом опомнились и двинулись в наступление.
Тошка плохо помнил, как дрался. Он помнил только, что совершенно не чувствовал боли, а при каждом своем удачном ударе издавал пронзительный индейский клич, чем повергал противников в страшное недоумение. Друг Костик дрался плечом к плечу и тоже время от времени визжал.
А потом земля вдруг ушла из-под ног. Тошка попробовал придержаться за воздух, но это ничего не дало, тогда он отчаянно задергал ногами, стараясь дотянуться до земли, но не смог. Несколько секунд он висел в воздухе, не в силах сообразить, что произошло. А потом увидел Костика, и сразу же все стало ясно.
Костик тоже висел в воздухе и смешно болтал ногами – его держал за шиворот большой мускулистый мужчина со смуглым, очень недовольным лицом. Мальчишки из соседнего района вовремя дали стрекача – их сверкающие пятки еще можно было видеть там, где дорожка делала плавный поворот.
Мужчина пошевелил большими рыжими усами, словно раздумывал, что ему дальше делать со своими пленниками; посмотрел сперва на Тошку, потом на Костика и наконец сказал:
– Ну, драчуны, успокоились?
– Отпусти… – мрачно сказал Тошка и в очередной раздернул ногами, правда, с прежним результатом.
Рыжие брови у мужчины приподнялись и изогнулись дугами.
– Э-э-э… – пропел он удивленно. Потом поднес Тошку поближе и повел большим носом у его лица. – Да ты, приятель, пьяный… Вот это да! Тебе сколько лет?
Тошка почувствовал вдруг, как желудок у него стянулся в тугой комок и этот комок медленно, но неотвратимо пополз вверх, к горлу.
– Вам-то какое дело… – пискнул Тошка. – Отпустите…
– Как же я тебя отпущу, такого пьяного.
Костик вдруг издал пронзительный вопль и, крутанувшись вокруг оси, вывернулся из рук мужчины. Упал на дорожку, кубарем откатился в сторону и, треща ветками, исчез в кустах. Тошка проводил его взглядом, полным сожаления.
– Отпустите… – попросил он едва слышно. – Мне плохо…
Мужчина тут же поставил его на землю, и Тошка рухнул на колени как подкошенный. Все так же, на четвереньках, он попытался добраться до кустов, но на это у него не хватило сил, и его стошнило прямо посреди дорожки. Стоя на четвереньках, он покачивался, как больная корова, потом его снова стошнило, буквально выворачивало наизнанку, и он никак не мог остановиться. Даже стыдно ему сейчас не было, просто хотелось, чтобы это поскорее закончилось. «Никогда больше не буду пить… – мысленно клялся он, дрожа всем телом и пытаясь отхаркаться от розовой слизи, свисающей у него с губ. – Никогда в жизни… Никогда-никогда…»
Потом он услышал прямо над ухом:
– Ну что, приятель, полегчало?
Тошка сплюнул и с трудом приподнял голову.
– Маленько.
– Ты где живешь-то?
– Здесь недалеко… Совсем рядом…
– Я тебя отведу.
Тошка не нашел в себе сил возражать и сопротивляться. Да он и не хотел. Родительский гнев не казался ему сейчас страшным, гораздо страшнее будет, если кто-нибудь из одноклассников увидит его в таком виде – жалким, беспомощным, в луже блевотины. Это будет еще ужаснее, чем тогда, на «распятии»…