Восемь пуль людоеду
Шрифт:
Руднев задумчиво покивал.
– Сапожник напивается в стельку, – пробормотал он, – плотник напивается в доску, а как напивается милиционер?
– Старая шутка, – сказала Ирина. – Но сейчас нам не до шуток, Марк. Лучше скажи, что ты собираешься делать, чтобы вытащить Антона?
– Вытащить? Ты, наверное, шутишь? Твой брат на глазах у перепуганной женщины убивает ее мужа, и ты думаешь, что его так сразу же и отпустят? Для начала нам необходимо выяснить, что там произошло на самом деле. Кто знает, может, эта женщина не так уж удручена горем и не настолько уж откровенна… Кстати, мы уже приехали.
Около отделения милиции Руднев снизил скорость до предела и остановил джип рядом с милицейским «уазиком». Ирина хотела немедленно выйти из машины, но Руднев сказал, подняв указательный палец: «Одну минуточку, Ира», выскочил из машины и уже через секунду раскрывал перед ней дверцу, предлагая руку. Ирина позволила помочь себе сойти на землю. Будь на месте Руднева кто-нибудь другой, эти упражнения в галантности могли бы вызвать только лишь раздражение, но с Марком Ирина была знакома уже давно и знала: эта галантность не наиграна. Он действительно был таким.
– А нас пропустят? – спросила Ирина, входя в здание и отряхивая с каблуков слякоть.
– Еще как, – Руднев вошел следом, придержал дверь, чтоб не хлопнула, и подошел к окошку дежурного. – Здравствуй, Генаша. Егорыч у себя?
– Здравствуйте, Марк Васильевич, – услышала Ирина в ответ молодой сонный басок. – Да, он у себя.
Руднев сделал знак Ирине следовать за ним, и они быстрым шагом направились вперед по длинному узкому коридору. Освещение было слабеньким, тусклые лампочки под высоким потолком горели через одну, а местами и реже, но и при таком освещении было заметно, что здание уже давно нуждается в ремонте. Невзрачный линолеум на полу ссохся, окостенел и являл собой теперь лишь тропинку, рваную и исшарканную. Штукатурка на отсыревших стенах местами обвалилась.
Дойдя до середины коридора, Руднев неожиданно притормозил, пошарил взглядом по сторонам и метнулся к неплотно закрытой двери с табличкой, надпись на которой Ирина так и не успела прочесть – адвокат рывком открыл дверь нараспашку и шагнул в кабинет.
– A-а, Марк Васильевич! – донесся оттуда приветливый звонкий голос. – Заходи, рад видеть, старина!
Ирина вошла в кабинет следом и увидела обладателя приветливого голоса. Это был человек лет сорока, может быть, с небольшим; поначалу Ирина решила, что человек абсолютно лыс, и попыталась представить себе обстоятельства, при которых можно полностью утратить шевелюру в таком возрасте, но, приглядевшись, поняла, что ошиблась – человек не был лыс, просто его стриженные «ежиком» волосы были настолько белесыми, что при таком освещении казались просто невидимыми. Глаза у него были маленькими, такими же белесыми, как волосы, а на контурно выпирающих скулах поигрывали угловатые желваки. Человек был почти на голову выше Руднева, который на рост никогда не жаловался; у него была длинная крепкая шея, длинные крепкие руки с длинными крепкими пальцами, а улыбка была открытой настолько, что блеснули широкие коренные зубы из белого металла.
С Рудневым они приветствовали друг друга горячо, по-мужски – сначала обменялись резким рукопожатием, а потом коротко обнялись, похлопав друг друга по спинам.
– Сто лет не виделись, – объяснил белесый мужчина, бросив на Ирину приветливый взгляд. – Ты с дамой?
Руднев тут же перестал улыбаться.
– Да, Коля, познакомься, это Савченко Ирина Владимировна. Она сестра твоего арестанта.
Белесый тоже немедленно принял серьезный вид. Улыбка выключилась резко, как электрическая лампочка, желваки опустились и пропали, металлический блеск во рту исчез за сомкнувшимися губами. Это был знак, что пора брать инициативу в свои руки.
– Рада познакомиться, – Ирина в два широких деловых шага преодолела расстояние от двери до стола и протянула белесому раскрытую ладонь. Секунду поколебавшись, тот осторожно ее пожал.
– Фомин Николай Егорович, – представил белесого Руднев. – Мой старый знакомый.
– Да уж, – сказал Фомин и, криво улыбнувшись, показал на Руднева пальцем. – Почудили мы с Марком в свое время… Но, мне кажется, Ирина Владимировна явилась сюда в этот час не для того, чтобы слушать наши воспоминания.
– Я бы хотела увидеть своего брата, – сказала Ирина. – Это возможно?
Фомин покосился на Руднева. Тот был невозмутим и, кажется, очень занят тем, что искал по карманам зажигалку.
– Как скоро я могу сделать это? – спросила Ирина, почувствовав, что молчание затягивается.
Фомин поднес ко рту мощный кулак и издал раскатистый звук, означающий предварительное откашливание.
– Хорошо, Ирина Владимировна, я попрошу, чтобы его привели прямо сейчас… Но хочу предупредить: он не совсем трезв.
– Как сапожник или как милиционер? – тут же поинтересовался Руднев, прекратив поиски зажигалки.
Фомин улыбнулся.
– Как плотник…
– Ну, это не страшно. Во всяком случае, говорить он сможет.
Фомин кивнул, взялся за телефон и отдал соответствующие распоряжения. Потом предложил гостям сесть и сам опустился за свой стол, заваленный всяким барахлом: всевозможными канцелярскими принадлежностями, работоспособность многих из которых показалась Ирине весьма сомнительной, папками для бумаг и бумагами без папок, старыми газетами, потрепанными книжками карманного формата, а в центре стола находилась большая пепельница из черепашьего панциря, и была она с горкой завалена искуренными до фильтра окурками. Из пепельницы неприятно пахло, и Фомин, сообразив, что Ирина это почувствовала, поторопился отправить сие мрачное захоронение окурков на подоконник, где порядка было не больше, чем на столе.
Ждали недолго, пару минут. Затем из коридора послышались шаги, дверь в кабинет открылась, и Ирина непроизвольно встала со стула.
– Егорыч, вот доставил твоего бандита.
Румяный милиционер с фуражкой, прилепленной к самому затылку, втолкнул в кабинет широкоплечего крепкого парня с корочкой запекшейся крови на лице. Он раскачивался, голова, опущенная ниже плеч, раскачивалась тоже; парень то и дело собирался придержаться за стену, но всякий раз оказывалось, что наручники, сковывающие руки за спиной, мешают ему сделать это. После третьей неудачной попытки парень глубоко вздохнул и, несуразно подергиваясь, вскинул голову. Криво и бессмысленно улыбнулся в пространство перед собой.
Ирина шагнула к нему и остановилась, не зная, что делать дальше. Она хотела взять его за руку, но поняла, что, не снимая наручников, это будет сделать невозможно, и вопросительно уставилась на Руднева. Понимающе кивнув, тот обратился к Фомину:
– Коля, нельзя ли снять с парня наручники? Куда он отсюда денется, а?
Фомин махнул рукой румяному милиционеру, и уже через несколько секунд Антон морщась растирал запястья.
– Что ты натворил, Тошка? – сказала Ирина вполголоса. – Что ты натворил?