Восемь ударов стенных часов
Шрифт:
О Росиньи разговор более не возобновлялся.
Ренин предложил Гортензии участвовать в двух приключениях.
— Лучшее приключение, — объяснил он, — то, которого не ожидаешь. Оно является совершенно неожиданно, никто и ничто о нем предварительно не сообщает, надо уметь вовремя угадать его. Минута колебания — и уже слишком поздно. Особенное чутье, как у охотничьей собаки, подсказывает нам, где именно мы можем найти искомую дичь.
Вокруг них терраса начала наполняться публикой. За соседним столом какой-то молодой человек с бесцветным лицом и длинными усами читал газету. Откуда-то доносились звуки оркестра. В зале танцевало несколько пар.
Гортензия наблюдала за всеми этими лицами, надеясь найти какой-нибудь признак, свидетельствующий о внутренней драме, или о несчастной судьбе, или преступных наклонностях.
Вдруг в то время, когда Ренин платил по счету, молодой человек с длинными усами подавил крик изумления; подозвав лакея, он с испугом спросил:
— Сколько я вам должен?.. У вас нет сдачи?.. Господи! Поторопитесь же…
Без колебания Ренин схватил газету, которую читал молодой человек. Взглянув на нее, он вполголоса прочитал:
— «Господин Дурлен, защитник Жака Обриё, был принят в Елисейском дворце. Мы можем сообщить нашим читателям, что, насколько нам известно, президент отклонил просьбу о помиловании, и казнь совершится завтра».
Когда молодой человек прошел через террасу и очутился у ворот сада, мужчина и дама преградили ему путь.
— Извините, — проговорил мужчина, — я заметил ваше волнение. Дело ведь идет о Жаке Обриё?
— Да, да… о Жаке Обриё, — проговорил молодой человек. — Жак — друг моего детства… Я бегу к его жене… Она, вероятно, подавлена несчастьем.
— Могу я предложить вам свою помощь? Я князь Ренин, я и моя спутница рады были бы увидеть госпожу Обриё и предложить ей свои услуги.
Молодой человек, казалось, от волнения ничего не понимал. Он неловко представился:
— Дютрейль… Гастон Дютрейль…
Ренин сделал знак своему шоферу Клеману, посадил Дютрейля в автомобиль и спросил:
— Адрес? Адрес госпожи Обриё?
— Проспект Руль, 23 бис…
Ренин помог Гортензии занять место, сказал адрес шоферу и в пути начал расспрашивать Дютрейля.
— Я плохо знаю это дело. Объясните мне все в двух словах. Жак Обриё убил своего близкого родственника? Не так ли?
— Он не виновен, — ответил молодой человек, видимо не способный толком все объяснить. — Клянусь, что он невиновен. Я уже двадцать лет его друг… Он не виновен… и было бы чудовищно…
От него трудно было добиться чего-либо. Вскоре, впрочем, они были у цели. Дютрейль позвонил у маленького одноэтажного домика.
— Госпожа в гостиной со своей матерью, — доложила горничная.
— Я хочу их видеть, — сказал Дютрейль, пригласив своих спутников следовать за собой.
Они вошли в элегантную и довольно вместительную гостиную, которая раньше, вероятно, была кабинетом.
Там сидели две женщины в слезах. Одна из них, более пожилая, с седеющими волосами, поднялась навстречу Дютрейлю, который объяснил ей цель прихода Ренина.
— Муж моей дочери не виновен, — воскликнула старушка, — наш Жак прекраснейший человек, у него золотое сердце! Как он мог убить своего кузена!.. Он же горячо любил его. Клянусь вам, что он не виновен. И вот собираются совершить преступление — казнить его! Это убьет и мою дочь!..
Ренин понял, что все эти люди в течение долгих месяцев пребывали в полной уверенности, что невиновный не может быть казнен. Известие же о предстоящей неизбежной казни приводило их в состояние, близкое к безумию.
Ренин подошел к несчастной молодой блондинке, на лице которой выражалось глубокое горе. Гортензия села около нее, стараясь ее утешить. Князь проговорил:
— Сударыня, я еще не знаю, что я могу для вас сделать. Но честью моей ручаюсь, что если кто-либо может помочь вам, так это я. Я вас умоляю ответить ясно на мои вопросы, чтобы я мог проникнуться вашей точкой зрения относительно Жака Обриё. Ведь он, по вашему мнению, невиновен?
— О, конечно! — горячо вырвалось у нее.
— Так вот эту уверенность, которой вы не могли заставить проникнуться судебную власть, вы должны передать мне. Я не требую от вас подробностей, но прошу лишь ответить на ряд моих вопросов. Хотите?
— Спрашивайте.
Она была побеждена. Несколькими фразами Ренин заставил ее отвечать на вопросы. Гортензия лишний раз убедилась в том, какой способностью убеждать, подчинять и покорять обладал Ренин.
— Чем ваш муж занимался? — спросил он, предложив остальным хранить полное молчание.
— Он был страховым агентом.
— Хорошо шли его дела?
— До прошлого года хорошо.
— В последние же месяцы возникли денежные затруднения?
— Да.
— Когда совершено преступление?
— В марте, в воскресенье.
— Жертва?
— Дальний кузен, господин Гильом, живший в Сюрэсне.
— Какая сумма похищена?
— Шестьдесят тысяч, которые накануне этот кузен получил от старого должника.
— Ваш муж это знал?
— Да. В воскресенье об этом кузен ему сообщил по телефону, и Жак настаивал на том, чтобы эти деньги кузен не оставлял у себя, а положил на следующий день в банк.
— Это было утром?
— В час дня. Жак как раз должен был отправиться к Гильому на своем мотоцикле. Но он устал и предупредил его, что не выйдет. Весь день он оставался дома.
— Один?
— Да, один. Обе горничные ушли. Я отправилась с матерью и Дютрейлем в кино. Вечером мы узнали об убийстве Гильома, а на следующее утро Жака арестовали.
— На основании каких улик?
Несчастная заколебалась. Видимо, улики были подавляющие. Затем, по приглашению Ренина, она сразу все сообщила: