Восемь знамен
Шрифт:
Мартин поднял белый флаг. После того как он назвал себя и заявил о цели своего путешествия, ему разрешили следовать дальше.
На реке у Нанкина стояли три линейных корабля и три фрегата, а также несколько транспортников. На северном берегу напротив города высадились войска и разбили там палаточный лагерь. Позже Мартин узнал, что три других линейных корабля были посланы к устью реки с целью предотвращения блокады с моря, которую мог предпринять китайский флот.
Весла несли сампан вверх против течения, а Мартин пожирал глазами город. Заметных разрушений не было, зато сильно поредело плавучее предместье из стоящих
— Ну, Баррингтон, — спросил Хок, — с миром или с войной?
— Сын Небес выбрал мир, сэр Хью. Поскольку, как он сказал мне, произведенные внешними варварами разрушения для маньчжурской империи — это не более чем булавочные уколы.
Хок молча воззрился на Мартина, а Эллиот изо всех сил старался сдержать улыбку.
— Идемте вниз, мистер Баррингтон, — пригласил адмирал.
Мартин представил Динчжэна и Хо Сэньфу, которые поднялись на борт вместе с ним, однако Хок почти не обращал на них внимания.
— Значит, говорите, ваш император согласен на наши требования? — спросил генерал, когда все уселись за стол.
— За одним исключением. Его величество не выдаст вам уполномоченного Линя. Если уполномоченный заслуживает наказания за чрезмерное рвение, то это дело маньчжуров.
— Я предупреждал вас, что переговоров не будет, — сказал Хок. — Мои требования можно либо принять целиком, либо отвергнуть.
— Конечно, вам решать, — ответил Мартин.
Хо Сэньфу обеспокоенно заерзал, Динчжэн принял озадаченный вид.
Эллиот откашлялся.
— Собственно говоря, сэр Хью, мы получили именно то, за чем пришли. Если Баррингтон заверит нас, что с этим человеком, Линем, соответствующим образом разберутся, то я рекомендовал бы подписать договор.
— Черт побери! — воскликнул Хок. — Хорошо, Баррингтон, вы можете дать нам такое заверение?
Мартин обещал: он знал, что Линь понесет наказание, пусть даже это будет всего-навсего денежный штраф.
Мартину не терпелось скорее сойти на берег и оказаться в Доме. Отсутствие флага тревожило его. Недобрые предчувствия подтвердились: едва он вошел в ворота, в глаза бросились окаменевшие от горя лица слуг, вышедших с поклонами ему навстречу.
Дом стоял целехонький, не заметно никаких следов разрушений после недавнего обстрела города.
— Как это случилось? — спросил он Канцзюя.
— Наверное, из-за гнева, который он испытал, видя все происходящее. Великий Баррингтон испустил громкий крик — и умер.
Мартин смотрел мимо него, на Джейн. В отличие от облачившихся в белое китайцев она была в черном.
— Или, возможно, из-за того, что он узнал о нас с тобой, — спокойно добавила она по-английски.
Роберта Баррингтона забальзамировали, так как считалось, что нельзя хоронить покойника, пусть и христианина, в отсутствие старшего из сыновей. Цзэньцзин стояла на коленях у гроба. Ее глаза покраснели, и у Мартина не было оснований сомневаться в неподдельности ее скорби. Рядом с матерью стоял на коленях Джон Баррингтон. При появлении Мартина они поднялись на нога.
— Для меня он значил гораздо больше, чем для тебя, — прошипела Цзэньцзин. — А убило его потрясение, которое он испытал, узнав о твоей любовной связи с Джейн.
— Ему был восемьдесят один год, — печально прошептал Мартин, глядя сверху на такие знакомые черты — смерть смягчила присущую им резкость. Его отец прожил жизнь, которой позавидовали бы многие. Для него она вся была борьбой, нередко против целого мира. Но — успешной борьбой, которая увенчалась триумфом… длившимся до тех пор, пока своенравие младшего сына не поставило существование Дома на грань краха.
Этого удалось избежать, Дом теперь даже в большей безопасности, чем когда-либо. Мартин горевал, что отец не успел узнать о почестях, дарованных Сыном Небес.
— Что будет с нами? — спросила Цзэньцзин.
— Ты вдова моего отца, — успокоил Мартин. — А маленький Джон мой родной брат.
От удивления она, казалось, лишилась дара речи, затем, склонив голову, схватила сына за руку и увела из комнаты.
— Она ненавидит тебя, — заметила Джейн.
— Но навредить мне она теперь не может. — Он обнял ее за плечи. — Никто нам теперь не помешает.
Она вздрогнула.
— И даже чувство собственной вины?
— Я женюсь на тебе, — сказал он, — и мы будем счастливы. Никто больше не в силах нам помешать.
Хун Сюцюань стоял на улице Кантона и смотрел, как мимо важно шествуют варвары. Какой у них самонадеянный вид — это самонадеянность сильных! Хотел бы он понять, в чем истоки этой самонадеянности. Не просто же в умении строить огромные корабли и отливать гигантские пушки, выковывать острые штыки и неукоснительно соблюдать дисциплину. Это важно, понятное дело, но еще не все. Ведь физическая мощь не более чем внешнее проявление духовной силы. Вот в чем тайна внешних варваров, и эту тайну необходимо разгадать, если он хочет найти людей, способных вытянуть Срединное Королевство из поглотившей его ленивой спячки, изгнать маньчжуров и создать Небесное королевство великого спокойствия — Тайпин Тяньго, о котором он грезил.
Шум на углу улицы вывел его из мечтательного состояния. Какой-то варвар, судя по одежде — из гражданских, обращался к кучке горожан. Он говорил на общепринятом китайском, который здесь мало кто понимал, соответственно и слушателей набралось немного. Однако Хун, проработавший изрядное количество лет с Сун Танчу, освоил это наречие и даже понимал кое-что из гнусавой тарабарщины оратора. Хун подошел поближе, чтобы лучше слышать.
— Придите и спасетесь, — говорил человек. — Отрекитесь от ваших ложных богов, от вашей ложной философии, наш Отец — вот единственно истинная вера. Верьте в Него. Верьте в Господа нашего Иисуса Христа и да будете спасены во веки вечные. Не устрашитесь отвратиться от своего прошлого, ибо кто дерзнет противостоять Силе Господней?
Хун придвинулся еще ближе.
Книга третья МАЛЕНЬКАЯ ОРХИДЕЯ
Лицом ты схож со страшной книгой,
А книгу прочитать легко. Ты должен,
Всех обмануть желая, стать как все:
Придать любезность взорам, жестам, речи,
Цветком невинным выглядеть и быть
Змеей под ним [13] .
13
Перевод Ю. Корнеева.