Вошь на гребешке
Шрифт:
Кряхтя и бормоча, он пошуршал в угловой нише, раздобыл тарелку, сгреб на неё еду и отобрал сковороду, чтобы заняться второй порцией пищи.
– Вина принес.
– Отвлекся от молитв старик, нагнулся и выставил из тени на плоский камень бутыль.
– Хотя святым пить... А, простится. Я, грешен, сам бы приложился. По сию пору в глазах стоит тот злодей. Мальчику плохо, припадок у него. Припадок...
Старик откупорил бутыль и отпил изрядно, удерживая тяжелую емкость обеими руками. Отдышался, передал и вернулся к готовке. Черна
Стоит довершить мысленный разбор старого боя. Она, в общем-то, проиграла. Она проиграла, как и предсказала Тэра, виновато пряча глаза. И подсовывая исподволь те мелочи и совпадения, какие всегда во власти опытных вальзов севера. Милена покинула замок, униженная. Такую её надо было отгородить от глупостей, чем неизбежно занялась Черна. Ожидаемо для хозяйки Милена вернулась, полезла в бой, чтобы разделить с воительницей славу, восстановить право первой ученицы и отплатить за добро. Вроде - так...
– Вкусно!
– не прекращая жевать, буркнула Черна, стараясь намекнуть, что вторая порция могла бы быть и побольше.
Хлебнула еще вина, прикрыла глаза. Короткий прилив тепла и сытости нахлынул, утешил боль тела и помог внимательнее изучить всплывшее во время беспамятства воспоминание. Вернее, видение, скользнувшее в сознание в спайке. Веретено прокола намотало на себя бытие, перемешав прошлое с настоящим, сбывшееся с несостоявшимся. Это видение - оно как раз прошлое, сбывшееся. Кажется. Даже наверняка.
Зима. Лютая, темная, дни еле размыкают смерзшиеся веки горизонта, чтобы блеснуть синевой и снова забыться ночной маятой...
Лес. Лед на стволах, лед всюду. Снег по пояс и выше, а поверх - наст. Крепкий, как боевая броня. Даже буг ранит лапы, проваливаясь. Поэтому буг не бежит, а крадется, осторожно перенося вес и скользя на брюхе. Буг ранен. От его крови наст темнеет, слабнет и охотнее проламывается. Отдых желанен усталому зверю. Но отдых для него - западня... Сон вымораживает остатки разума и верности. Буг голоден, он знает запах своей крови и отличает его от запаха крови людей.
Седок тоже ранен. Один из двух. Второй-то и держит буга за шкирку, рыча приказы ему в ухо и иногда поддевая жесткими пальцами челюсть, угрожая горлу. Анг зенита в доспехе - он и здоровому бугу не враг, а приговор. Только анги не воюют с теми, кого полагают подобными себе во многом. Детьми леса и боя...
– Далеко еще?
– спрашивает анг, стоит умирающему очнуться.
В ответ тот - а вернее та - трогает нить путеводную, связанную с кровью души - и путь проступает, хотя корни спят и даже кровные тропы в ледяной ночи ненадежны, сокрыты под панцирем зимы.
Буг резко останавливается перед сплетением стволов и корней, образующим огромное устье норы. С шелестом отращивает короткие шипы и бессильно стонет: не годен он для боя, не годен! И не по силам враг. Анг осознает смысл жалобы, отпускает загривок.
– Тут, - едва слышно выдыхает умирающая.
– Ты в уме, Маиль?
– рычит анг.
– Уходи, - еще тише выговаривает умирающая, но в её взгляде не просьба, а непререкаемый приказ.
– Никогда.
Анг стоит и дышит со свистящими всхлипами, пар забеливает тьму и оседает на шубе, искорками сияния метит ворот у губ. Тьма логова тоже дышит, теперь это слышно и ощутимо по движению воздуха. Тьма не проявляет звериной сути, не стращает пришедших рыком или даже ворчанием. Лишь наблюдает и ждет.
– Тэра обещала, тут помогут, - едва слышно уговаривает себя анг.
– Я был с вашей семьей так давно... ты согласилась с Тэрой, я поверил вам обеим. Я поклялся. Но отсюда один не пойду.
Умирающая молчит и смотрит на анга, дно её глаз взблескивает серебром, по щеке сбегает светлая слезинка.
– Я решила.
– Говорить женщине трудно, она перемогает слабость и шепчет лихорадочно, невнятно.
– Уходи. На юг. В тепло... пожалуйста. Живи, ты слишком много отдал.
– Я клялся своей королеве, - кривит губы анг, перемогая отчаяние.
– Как я могу уйти... и как смею не исполнить просьбу?
Анг судорожно вздыхает, пристально смотрит в два осколка зеленой луны, запрятанные на дне норы, далеко. Кивает, бережно опускает тело на корни. Стряхивает с плеча сверток и кутает женщину в мех. Резко отворачивается и почти падает наружу, в снег. Некоторое время стоит на коленях и смотрит перед собой пустыми глазами. Затем пробивает кулаком наст, умывается сухим жестким снегом. Встает и идет к бугу.
– Если Тэра обманула...
– рычит он сквозь зубы.
– Ледышка северная. Ненавижу. Нет ей людей, одна польза.
Анг бредет, ломая целину и плохо сознавая сопротивление наста. Он все глубже ныряет в состояние, близкое к боевому вдохновению - и наст начинает плавиться, не касаясь тела. Анг слегка светится. За ним ползет буг, постанывает, жалуется на рану и просит заботы. Анг уходит все дальше. Старый, усталый анг, для которого нет в мире света. И, кажется, это тоже не важно ему.
В недрах логова намечается рыжая шкура, отливающая бликами запропавшего до весны солнца. Крупный даже для своей породы чер крадется все ближе к умирающей, вот мех его подбородка касается человеческого плеча.